Томас Лакруа никогда не видел Нину Фрост, хотя, разумеется, слышал о ней. Он помнит, как ей удалось добиться обвинительного приговора в деле об изнасиловании в ванной, хотя все улики были уничтожены водой. Он слишком давно был окружным прокурором, чтобы сомневаться в собственных силах — в прошлом году он даже засадил за решетку священника из Портленда за подобное преступление, — но он также отлично понимает, что подобные дела чрезвычайно тяжело выиграть. Однако он хочет устроить настоящее действо. И это не имеет никакого отношения ни к Нине Фрост, ни к ее сыну — он просто хочет, чтобы прокуроры из Йорка знали, как делаются дела в Портленде.
Нина берет трубку после первого же гудка.
— Как раз вовремя, — говорит она, когда он представляется, — мне на самом деле нужно кое-что с вами обсудить.
— Разумеется! Мы можем поговорить завтра, в суде, перед предъявлением обвинения, — начинает Томас. — Я просто хотел позвонить перед тем…
— Почему именно вы?
— Прошу прощения…
— Почему Уолли решил, что вы самая лучшая кандидатура на роль обвинителя?
Томас вздыхает.
— Я уже пятнадцать лет работаю в Портленде. Через меня прошло тысячи подобных дел.
— Значит, сейчас вы звоните для того, чтобы представить свои рекомендации?
— Я этого не говорил, — настаивает на своем Томас, а про себя думает: «На перекрестном допросе ей, должно быть, палец в рот не клади». — Понимаю, вы нервничаете перед завтрашним днем, Нина. Но предъявление обвинения, как вам известно, — неизбежная процедура. Давайте просто переживем ее, а потом сядем и обсудим стратегию ведения дела вашего сына.
— Хорошо. — А потом суше: — Вам нужны наставления?
Очередная колкость. Это ее территория, ее жизнь. Как ни крути, а он чужак.
— Послушайте, могу представить, что вам приходится переживать… У меня самого трое детей.
— Раньше я тоже думала, что могу себе это представить. Думала, именно поэтому у меня так хорошо получается то, чем я занимаюсь. Я ошибалась и в том, и в другом.
Она замолкает, весь пыл куда-то пропал.
— Нина, — торжественно клянется Томас, — я сделаю все, что в моих силах, чтобы представить это дело в суде так, как представили бы его вы.
— Нет, — негромко отвечает она. — Сделайте это лучше меня.
— Мне не удалось добиться признания, — говорит Патрик, проходя мимо Нины в кухню. Он хочет, чтобы о его провале стало известно незамедлительно и можно было разобрать его неудачу по косточкам. И Нина не могла бы упрекнуть его больше — он и без того готов рвать на себе волосы.
— Ты… — Нина неотрывно смотрит на него, потом опускается на табурет. — Нет, Патрик, нет!