Новые земли Александра Кубова (Максименко) - страница 23
Однажды, когда Буля приехала из города, открылся секрет её поездок. Буля привезла в нашей дерматиновой хозяйственной сумке маленького баранчика — представьте, настоящего, живого баранчика…
Буля осторожно вынула его из сумки и поставила на ножки, а ножки не держали его, беднягу, подгибались, и он так смешно качался. Я провёл по его густым завиткам и сказал:
— Тебе нечего здесь бояться, Борька, здесь тебя будут любить.
Так у нас в доме появился Борька. Ах, до чего же он был хорошенький, когда был маленький, мой Борька, и до чего ласковый и умный! А ещё говорят: «Глупый, как баран…» Но Борька был не глупый, он был понятливый и преданный.
Экзамены окончились, я перешёл в седьмой класс, но ничего особенного в моей жизни от этого не случилось. Мы с Джоанной часто стали ходить вместе: она рвала траву своим кроликам, а я — Борьке. Внизу у моря трава уже стала высыхать, свежая она была выше, в горах, но нам не хотелось забираться высоко, потому что нет-нет и вырывали какой-нибудь часок, чтобы сбегать в Солёную бухту камни искать. А скоро я стал брать с собой Борьку — какой смысл оставлять его дома, то, что я приносил за день травы, он почти всё съедал вечером, а так он целый день щипал травку, какая ему по душе, а траву, которую я рвал, сушил, чтобы накопить Борьке корм на зиму. И он ходил вместе с нами и так здорово прыгал по горам и лазил по узеньким тропиночкам высоко над морем, а когда мы спускались в бухту, Борька бродил прямо по воде и ел водоросли, Борька считал их лакомством. И скоро до того Борька привык ходить со мной, что стал ходить везде: я в магазин — и Борька в магазин, я за водой — и он тоже, а если я вздумаю, например, почитать, Борька не мог это долго выдержать — подойдёт и носом меня в бок тычет: хватит, мол, дурака валять, пойдём. Джоанна иногда, чтоб позлить меня, пела песенку:
А я не злился. Чем, скажите, пожалуйста, мой Борька хуже собаки? Да и Джоанна его любила. Эх, Борька, Борька! Если б я знал тогда!..
Буля тоже очень любила Борьку, но старалась этого не показывать, она говорила: «Животное должно знать своё место», — но на самом деле ей явно не хотелось, чтобы Борька шёл на своё место. Она иногда делала вид, что не замечает, как Борька лежит у моих ног, когда я делаю уроки, а иногда даже, когда мы пили чай, Борьке перепадало то сушёное яблоко, то сушёный абрикос, которые он обожал.
Отец тогда недовольно ворчал на Булю:
— Вы умудряетесь даже животных избаловать…
И вот, помню, сидим мы вечером за столом, Борька вертится под ногами, а мы пьём чай, но только у меня он что-то не пьётся: в рот наберу, а дальше не идёт, как будто поперёк горла крышку положили, да ещё с острыми краями, режет как ножом, когда глотну. Буля мне и говорит: