Тут вмешалась тётя Маруся Кочкина и сказала:
— То-то и оно, что некому. Я говорю, надо зятя вызвать, как же ещё-то…
Доктор сказала:
— Ну, в общем, вот вам справка, по ней получите нужные документы, а там разбирайтесь. — И она уехала.
А тётя Вера и тётя Маруся Кочкина стали спорить, нужно ли вызывать моего отца и Ксению Ивановну или нет. Тётя Маруся Кочкина мне и говорит:
— Ты-то что молчишь, как воды в рот набрал, тебя разве не касается?
А тётя Вера ей говорит:
— Отстань от него, Маруся. Я тебе дело говорю, посчитай-ка — ты сама знаешь, как телеграммы сейчас ходят, — когда они получат, ещё когда билет достанут и доедут.
— Ну, билет им дадут по телеграмме.
— Да всё равно не меньше пяти дней получится. Зачем же зря людей срывать с места, небось всю войну без отпусков воевал. А что мы его без толку будем тягать. Мы с тобой всё и сделаем, а потом уж пропишем в письме.
— Сделаем, сделаем, а деньги-то кто даст?
— А, вот чего тебя беспокоит, ну ты, Маруська, как есть кулачка! Да были бы у меня, я б всё сама дала. Что же ты думаешь, что Лёня-то с Ксеней не отдадут?
— Отдадут, не отдадут, да лишних-то нет.
— Ну это ты, Маруська, брось. Кому ты говоришь? Да я могу тебе сказать, на сколько ты наторговала, а у меня, знаешь, одна зарплата, а сад — дай бог себе повидла сварить хоть бидончик.
Тётя Вера вдруг замолчала, потом говорит:
— Нехорошо так, Маруся… — и заплакала. — У меня завтра получка, я всё отдам, а если не хватит, ты уж добавишь.
Я вроде и слышал каждое слово, что они говорили, но как будто до меня не доходило, а тут вдруг дошло, что они о деньгах заспорили, и я сказал:
— У нас есть деньги, вот здесь.
И я подошёл к швейной машине и выдвинул тот ящик, где у Були лекарства лежали, там, с краю, лежала железная коробочка из-под чая. Я отдал её тёте Вере, а она открыла и говорит:
— Тут только двести рублей, тебе ещё жить и жить до приезда отца. Да ты об этом не думай, Саша, деньги — это ерунда…
Булю похоронили, а тётя Вера так и не пошла к себе, она осталась жить у нас и сказала:
— Сдам тебя с рук на руки отцу.
В посёлке была горячая пора — все убирали свои огороды, варили варенье и всякое такое, и я сказал тёте Вере:
— Тётя Вера, не думайте, что я маленький, я вполне могу быть один, а вы идите к себе и варите варенье.
Тётя Вера сказала, что никуда она не пойдёт, но что верно, то верно — надо нам убрать огород, а то бабушка трудилась, портила себе здоровье… И тётя Вера захлюпала и высморкалась в передник.
Я даже не мог подумать подойти к огородной калитке, ну вот не мог, и всё тут. И я сказал: