– Нет, мальчик, сначала ты.
Ваэлин услышал в его рыке адамантово-твердые нотки и понял, что спорить бесполезно, а вдобавок и опасно. Он заполз в укрытие, заодно затолкав поглубже девушку и прижавшись к ней как можно теснее. Мужчина быстро нырнул следом, заполнив своим телом все оставшееся пространство, и вставил на место дверь.
Они лежали все вместе, их смешанное дыхание заполняло убежище клубами пара, легкие у Ваэлина горели от утомительной ходьбы по сугробам, руки неудержимо тряслись. Он спрятал их под плащ, надеясь, что не обморозился. Неодолимая усталость начала охватывать его, затмевая взгляд по мере того, как он скатывался навстречу забытью. Последним, что он запомнил, был мужчина рядом с ним, выглядывающий наружу сквозь щель в двери. Прежде, чем изнеможение окончательно взяло над ним верх, Ваэлин услышал, как мужчина пробормотал:
– Значит, еще немного. Еще чуть-чуть…
* * *
Он вынырнул на поверхность. Голова у него раскалывалась. Тонкий солнечный луч, который бил сквозь крышу прямо ему в глаза, заставил болезненно вскрикнуть. Рядом с ним пошевелилась во сне девушка. Ее сапожок оставил синяк у него на голени. Мужчины в укрытии не было, а через вход сочился сильный и весьма аппетитный аромат. Ваэлин решил, что хочет наружу.
Он обнаружил, что мужчина печет на костре овсяные лепешки на железной сковородке. Запах еды вызывал мучительный приступ голода. Сейчас, без ледяной маски, лицо мужчины оказалось худощавым, изборожденным глубокими морщинами. Гнев, затмевавший его взгляд накануне, во время пурги, теперь исчез, сменившись жизнерадостным дружелюбием, которое Ваэлина несколько выбивало из колеи. Он решил, что этому человеку где-то между тридцатью и сорока, но наверняка сказать было трудно, потому что в лице его виднелась мудрость, а во взгляде – серьезность, говорящая об обширном и глубоком жизненном опыте. Ваэлин старался держаться подальше, опасаясь, что, если подойдет поближе, то не выдержит и ухватит лепешку.
– Я сходил за нашими вещами, – сказал мужчина, кивнув на два облепленных снегом мешка. – Вчера нам пришлось их бросить в нескольких милях отсюда. Слишком тяжело было.
Он снял лепешки с огня и протянул сковороду Ваэлину.
Рот у Ваэлина наполнился слюной, но он замотал головой.
– Мне нельзя.
– Ты из ордена, да?
Ваэлин кивнул молча – говорить он не мог, так ему хотелось лепешку.
– А зачем бы еще мальчишке жить здесь одному?
Мужчина грустно покачал головой.
– Однако, если бы не ты, мы с Селлой сейчас бы упокоились в сугробе.
Он встал, подошел и протянул руку:
– Благодарю, молодой человек.