Быстро стемнело. Безоблачная, лунная ночь обратила снег в складки голубоватого серебра и развесила над головой обширную панораму звездного неба. Будь тут Каэнис, он сумел бы перечислить все созвездия, но Ваэлин знал только немногие, самые приметные: Меч, Оленя, Деву. Каэнис рассказывал ему легенду, в которой говорилось, будто это первые души Ушедших забросили звезды на небо Извне, в дар грядущим поколениям, и создали узоры, дабы указывать живущим их пути. Многие уверяли, будто способны читать послание, написанное на небе, и большинство из них, судя по всему, обитало на ярмарках, предлагая указать тебе путь за пригоршню медяков.
Он как раз размышлял о том, что означает Меч, указывающий на юг, когда смутное ощущение, что что-то не так, превратилось в холодную уверенность. Меченый напрягся, приподнял голову. Ни запаха, ни звука, ни единого знака не предвещало опасности, и все-таки что-то было неправильно.
Ваэлин обернулся, посмотрел через плечо на неподвижную листву у себя за спиной. «Надо же, какой тихий! – поразился он. – Ни один убийца не способен двигаться так беззвучно».
– Если вы голодны, брат, у меня тут мяса вдосталь, – сказал он вслух. И снова отвернулся к огню, подкинул в костер еще несколько поленьев. Вскоре послышался скрип снега под ногами, Макрил обошел Ваэлина и присел на корточки напротив него, вытянув руки к огню. На Ваэлина он даже не смотрел, зато исподлобья уставился на Меченого.
– Надо было убить эту проклятую тварь, – проворчал он.
Ваэлин нырнул в свое убежище, достал кусок мяса.
– Оленина!
Он бросил мясо Макрилу.
Коренастый мужчина насадил мясо на нож и собрал горку камней, чтобы укрепить его над огнем, потом раскатал по земле свой спальный мешок и сел на него.
– Хорошая ночь, брат, – сказал Ваэлин.
Макрил хмыкнул, снял башмаки и принялся растирать ноги. Вонь была такая, что Меченый встал и убрался подальше.
– Я сожалею, что брат Тендрис не счел возможным поверить мне на слово, – продолжал Ваэлин.
– Он тебе поверил.
Макрил выковырял что-то у себя между пальцев на ногах и швырнул это в огонь. Оно лопнуло и зашипело.
– Он истинный слуга Веры. Не то что я, подозрительный, гнусный подзаборник. Потому-то он меня при себе и держит. Не пойми меня неправильно, он человек одаренный и разносторонний, лучший наездник, какого я видел в своей жизни, и сведения из отрицателя способен вытрясти быстрее, чем ты успеешь высморкаться. Но в некоторых отношениях он сущее дитя. Верным он доверяет. Ему кажется, будто все Верные держатся одного мнения, того же, что и он сам.