Что на меня так долго ты глядишь?
Чему ты удивляешься? Ужели
Рабочего ты видишь в первый раз,
Счастливец праздный? Грудь моя раскрыта,
Я весь пропитан потом, весь в пыли,
Вся кожа загрубела, как железо,
И ржавчиной на шею лег загар…
Я сердцем человек, но я гоним судьбою,
Я нищетою с детства угнетен.
Вся жизнь моя — одна сплошная мука,
Одна забота о насущном хлебе.
Чему дивишься ты? Морщины на лице
И преждевременные в бороде седины —
Всё это след глубокой боли сердца,
Тяжелого труда, мучительных забот!
А ты не знал, что есть и бедняки
На этом свете, и нужда, и горе?
Не удивляйся, посмотри сюда,
Взгляни в мое истерзанное сердце,
Там всё записано, что видел в жизни я!
Измена брата, ближних притесненья,
Приятеля Иудин поцелуй,
Несчастная судьба возлюбленной и раны
Давным-давно утраченной любви.
Безжалостно гонимый целым миром,
Я позабыл, чем некогда я был!
Осталось мне, в поту изнемогая,
Трудиться, помышляя лишь о хлебе.
И так проходит день, и так проходит ночь.
О, не смотри так долго на меня!
Мне нелегко мириться с нищетою,
Но я тружусь… Другие же поют —
Счастливые сердца, не знающие скорби!
Как часто из садов доносятся ко мне
И шум пиров, и радостные клики!
Саят-Нова стихом мне сердце жжет,
О, как бы я хотел подать отсюда голос,
Чтоб он ворвался в этот шумный праздник!
Но я молчу. Не пара я счастливцам,
И горестный я сдерживаю вздох,
И слезы вытираю я украдкой.
Ах, кто услышит голос бедняка!
Так кто же я такой и как зовусь я в мире,
Я, не умеющий припомнить в целой жизни
Ни одного безоблачного дня?
Мучительным трудом мою убили юность,
Лишили в старости любви и утешенья,
Последний луч надежды погасили.
Да будет проклят тот, кто шлет благословенья
Рабочему, не знающему счастья!
Среди людей его за человека
Не признает жестокий этот мир.
Что смотришь на меня, печального, больного?
Да, я состарился, и, кроме вечных мук,
Мне ничего не сохранила память…
Чем наслаждался я? О чем мне сожалеть,
Кончая жизнь? Каким я в мир явился,
Таким и ухожу, забытый, как всегда.
И непонятно мне мое существованье
Под страшными ударами судьбы.
Кого хвалить, кого бранить — не знаю,
Но что ни день, то новые мученья, —
Уж не украл ли я осла чужого?
Зачем же ты дивишься на меня,
Как будто я не создан человеком?
Да, это верно, что на мне лохмотья.
Но разве глух я к голосу добра?
Когда со мною говорит священник,
Я слушаю его с таким вниманьем…
Его слова порою мне неясны,
Но как легко на сердце мне от них!
Есть сила чудная в святых его молитвах,
И, озаренная небесной благодатью,