Чистый звонкий смех, не свойственный почтенному возрасту, в котором прибывала нынче жрица, вновь раздался в храме. Миша моргнула и за это мгновение темноты великая жрица успела раствориться в воздухе. Буквально, потому что исчезнуть за секунду иным способом нереально.
— Эй! — Вскричала в отчаянии девушка, оглядываясь по сторонам. — Но вы ведь меня даже не выслушали до конца! А как же… Почему всегда так происходит?
Ей красноречиво ответило молчание.
Потоптавшись в нерешительности и глупой надежде еще с минуту, Миша в итоге развернулась, направляясь к выходу. Ее шаги звучали ругательствами и обвинениями в этой благословенной тишине.
Когда она вышла из врат, ее взгляд быстро отыскивал стоящего внизу, перед лестницей в святилище, Дракона. Сейчас это чудовище выглядело безобидно, подкидывая и ловя монету, перекатывая ее между пальцами, пока проходящие мимо люди рассматривали его с очевидным любопытством, которое уже через секунду перетекало в банальную панику.
Дэймос же, кажется, совершенно не обращал на это внимания. Либо из-за иммунитета к чужому интересу, выработавшегося за тысячу лет, либо из-за безразличия ко всему происходящему, которое появилось тогда же.
Миша остановилась, не зная, заметил ли ее мужчина или еще нет, так как пока он никак на ее появление не отреагировал. Она замерла в стороне, глядя на него глазами обычного человека, прохожего, который прибавит шаг, если его взгляд случайно наткнется на мощную фигуру сына Тени.
Она смотрела на Дракона так же как и остальные, и судила о нем так же, согласно каким-то шаблонам, словно читая навешанный ярлык.
Темный, Монстр, Убийца, Проклятый, Раб — краткий набор слов, которыми можно его описать. Ранее.
Неужели слова Морганы так повлияли на нее? Миша не помнит, чтобы особо прислушивалась к чужим советам ранее, но теперь…
Теперь, стоя на той лестнице, она заставила себя посмотреть на него иначе. Не глазами хозяина, который видит в этом существе собственное превосходство, власть, могущество и средство для достижения собственных целей. Она не видела в нем и своего злейшего ненавистного врага, ставшего грязным рабом.
Все было куда серьезнее. Она видела перед собой мужчину, уставшего от мучений, от такой жизни в целом. Перед ней словно стояло само безразличие, заключенное в тело и имеющее собственное имя. Она смотрела на мужчину, который бы с удовольствием умер сотни и сотни лет назад в той битве. Того, кто жестокой волею судьбы в одночасье потерял все, даже самого себя. И который убил бы ее, свою никудышную госпожу, при первой же возможности.