«Андре, - говорит он, - ты должен заниматься теннисом, даже когда ешь, пьешь и спишь. Только так ты сможешь стать лучшим из лучших».
Я и так занимаюсь теннисом, даже когда ем, пью или сплю.
Но отец хочет, чтобы я делал это вне дома.
- Сколько стоит эта теннисная академия?
- Около двенадцати тысяч долларов в год.
- Для нас это слишком дорого.
- Ты поедешь туда только на три месяца, это всего три тысячи.
- Это тоже слишком дорого.
- Это вложение в будущее. В тебя. Мы что-нибудь придумаем.
- Но я не хочу ехать!
По лицу отца я вижу, что он уже принял решение. Разговор окончен.
Я пытаюсь быть оптимистом. В конце концов, это всего три месяца, за это время можно вынести что угодно. А может, это будет не так плохо? Например, как в Австралии. Тогда мне даже понравится. А может быть, в этой школе будет еще что-то хорошее, о чем я пока не знаю. Вдруг это будет похоже на командную игру?
- А как быть со школой? - спрашиваю я. Я учусь в седьмом классе.
- Там есть школа, в городке неподалеку, - отвечает отец. - Будешь ходить туда по утрам на полдня. А днем и вечером заниматься теннисом.
Похоже, это будет утомительно. Позже мама призналась мне: в передаче «60 минут» довольно подробно рассказывали об этом Боллетьери, который на своем спортивном конвейере заставляет детей трудиться до седьмого пота.
В КЕМБРИДЖСКОМ КЛУБЕ устраивают прощальную вечеринку в мою честь. Мистер Фонг угрюм, Перри, кажется, готов наложить на себя руки, и даже отец выглядит не слишком уверенным. Мы едим торт, играем в теннис воздушными шариками, затем прокалываем их булавками. Каждый считает своим долгом хлопнуть меня по спине и сообщить, как здорово мне предстоит провести время.
«Знаю, -говорю я. - Жду не дождусь, когда познакомлюсь с ребятами из Флориды».
Ложь звучит неубедительно, будто удар мяча о деревянный обод ракетки.
Чем ближе день отъезда, тем хуже я сплю. Мечусь во сне, просыпаясь в поту на перекрученных простынях. Я не могу есть. Теперь понимаю, что это за штука - тоска по дому. Я не хочу покидать дом, брата и сестер, маму, лучшего друга. Несмотря на напряжение, царящее в нашем доме, иногда просто невыносимое, сейчас я готов отдать все, чтобы остаться. Отец, хоть и причинявший мне боль всю жизнь, все же всегда присутствовал в ней. Он всегда стоял у меня за спиной - и вот теперь его не будет. Я чувствую себя отверженным. Столько лет я мечтал освободиться от отцовской опеки, и вот теперь, когда он отсылает меня, я не нахожу себе места.
В последние дни дома я надеюсь, что мама придет ко мне на помощь. Я смотрю на нее с мольбой. Она отвечает мне взглядом, в котором читается: «Я видела, как он разбил жизнь трем моим детям. Ты счастливчик: уезжаешь отсюда, и жизнь твою не придется склеивать по кусочкам».