Внезапно необъяснимым образом девицы исчезли, и с трудом присмотревшись к фигуре, стоящей перед ним, Браун узнал Толстого Голландца, который держал в руке стрекало со стальным наконечником.
— Ради всего святого, — взмолился Браун, — мне неизвестно, зачем вы решили это сделать со мной, но я заклинаю вас, будьте милосердны, дайте мне покой.
— Вы сможете спокойно отдохнуть, если ответите сейчас на мой вопрос, — сказал Голландец. — Не так давно вы гостили у меня, а после этого до меня дошли кое-какие сведения, заставившие меня наведаться в мой зоопарк. Я пришел к выводу, что после вашего посещения из террариума для змей исчезла одна замечательная змейка. Не могли бы как-то объяснить это недоразумение?
Будь Браун в добром здравии и настроении, в ответ на подобный вопрос он бы только расхохотался. Но в таком незавидном состоянии он готов был ответить на любые вопросы, коль скоро ему был обещан за это благословенный сон. И с трудом открыв рот, он начал давать объяснения.
Голландцу приходилось время от времени перебивать Брауна, речь которого иногда бывала бессвязной. В конце концов тот поведал ему всю историю о краже змеи и мотивах этой кражи. Однако изумленному Голландцу пришлось выслушать еще одно признание. Оказывается, это он отравил Оуэна Брюса во время его дуэли с Джонатаном.
Последние слова Браун уже говорил еле слышным, сиплым голосом. Когда он закончил, по его лицу стекали ручьи пота. Ему было уже не поднять руку, чтобы смахнуть их. Голландец теперь знал все, что ему хотелось.
— Благодарю за услугу, — сказал он учтиво. — Можете теперь поспать.
Когда он выходил из комнаты, Райнхардт Браун лежал в забытье.
Его беспамятство было столь глубоко, что Голландцу, вопреки собственным ожиданиям, не пришлось прибегать к мощным снотворным средствам. Даже когда его положили в металлическую клетку, вынесенную из зоопарка Голландца, он не пошевелился. На клетку накинули какую-то драпировку и доставили к причалам джакартского порта, а там перетащили на джонку, которая отплывала в Макао.
Два желтокожих яванца стерегли пленника. У одного из них имелось письмо к дону Мануэлю, в котором сообщалось, что в клетке находится убийца его компаньона Оуэна Брюса.
Ничто в общительном и жизнерадостном Голландце не указывало на то, какую жестокую участь он уготовил Райнхардту Брауну. Вечером, за обедом, когда одна из наложниц разлила гостям и хозяину в бокалы невероятно дорогое французское шампанское, Голландец привстал и поднял руку с бокалом:
— Я пью за дальнейшее процветание «Рейкхелл и Бойнтон» и за нерасторжимые узы, которые связывают меня с хозяевами фирмы.