Снова эта вина. Он ощутил ее болью в груди.
— Я ничего не забыл. Я всего лишь хочу положить конец кровопролитию. Я уверен, что она этого хотела бы.
Неужели он действительно в это верил? Он и сам не знал. Прежде он ни о чем таком даже не задумывался, заботился лишь о своих собственных нуждах и желаниях.
— Моя сестра хотела бы увидеть голову Ричарда Беннетта на колу, — возразил Ангус, отступая в глубь коридора. — Но ты предпочел эту англичанку и ей, и своим друзьям. — Он наморщил лоб. — Что с тобой случилось, Дункан? Где тот человек, которого я знал? Где смелый шотландец, сражавшийся рядом со мной на поле брани у Шерифмура? Где неукротимый горец, поднявший свой меч против тирании и несправедливости? Или ты забыл все, чему тебя учил твой гордый отец? Ты и о Шотландии собираешься забыть?
— Я ничего не забыл, — повторил Дункан. — И месть настигнет Беннетта. Я отнял у него женщину, как он отнял у меня мою невесту.
— Но какого черта ты собираешься с ней делать?
Дункан ощутил беспокойство в груди.
Ангус покачал головой.
— Я вижу, что говорить не о чем. Ты принял решение, и поэтому я тебя покидаю. Насколько я понял, теперь ты непригоден для войны так же, как и твой мягкосердечный братец.
С этими словами Ангус отвернулся и начал спускаться по лестнице.
Дункан прижался спиной к стене и несколько раз ударил кулаками по холодным твердым камням, из которых был сложен замок.
Письмо Ричарду далось Амелии нелегко, но оно было почти окончено.
Она положила перо и откинулась на спинку стула. «Что сказал бы о таком решении отец?» — спрашивала она себя, обводя взглядом роскошную красную отделку спальни покойной графини, куда ее привели и где ей предстояло остаться навеки.
Что-то подсказывало ей, что — разумеется, без учета двойной жизни Дункана — отец был бы доволен ее союзом с великим графом Монкриффом. В конце концов, он был аристократом, жил в роскошном замке и владел такими богатствами, о которых многие и мечтать не могли. Минувшей весной отец вполне мог сделать выбор в пользу Дункана, предпочтя его Ричарду. Тот был всего лишь третьим сыном барона и всецело зависел бы от ее приданого и щедрости ее отца, останься герцог в живых. Наверняка отец помог бы им жить с тем комфортом, к которому привыкла его дочь.
Ее никогда не интересовала традиционная роскошь, не нужна она была ей и сейчас. И тем не менее этот изысканный дворец отныне должен был стать ее домом, где ей предстояло провести остаток своих дней, зная, что, по крайней мере, она сумела отвратить знаменитого Мясника Нагорий от кровопролития и жажды мести. Она воспользовалась своей властью над ним и умерила его ярость.