Подойдя к Тернеру, он снял с его спины пустую седельную сумку и подал ее Гавину.
— Положи его голову в эту сумку и отвези в замок Кинлох. Вручи ее лорду Макдональду с запиской, в которой будет написано, что это английский солдат, убивший его дочь. Никто не должен видеть твоего лица.
— Но что ему ответить, если он спросит, кто это сделал?
Дункан посмотрел на него и без малейших колебаний произнес:
— Мясник. — Подхватив с земли секиру, он вскочил в седло. — Избавьтесь от тела. Его не должны найти на землях Монкриффа.
Отдав это последнее приказание, Дункан пришпорил коня и поскакал в глубь леса, все больше удаляясь от замка.
Поиски полковника Беннетта продолжались еще двенадцать часов, но Дункан в поисках участия уже не принимал. Не вернулся он и в замок. В это время он в одиночестве ехал вдоль берега озера Лох-Шил. Наконец горец остановил коня, спешился и, не снимая одежды, вошел в ледяную воду в килте, с клеймором и пистолетом у пояса.
Он продолжал идти, пока вода не накрыла его с головой, после чего погрузился еще глубже. Он испытывал странное чувство удовлетворения, чувствуя под ногами илистое дно, а вокруг темный и горький мрак, поглощающий его.
Когда он в конце концов почувствовал, что ему необходимо сделать вдох, он вырвался на поверхность, с шумом впустив воздух в легкие, отстегнул от пояса оружие и позволил ему погрузиться на дно. Он сделал несколько шагов, оставаясь по шею в воде, а затем отдался течению. Теперь, когда он избавился от тяжелой стали, вода держала его. Глаза закрылись, и, мягко покачиваясь на волнах, он поплыл, смутно чувствуя, что его уносит все дальше от берега.
Он думал об Амелии и знал, что ее ожидает неизбежное разочарование, которое он предчувствовал с самого начала. Оно рухнет, тяжелое, как кузнечный молот, и раздавит его. Он нарушил данное ей обещание, и она вполне может счесть это разрывом их брачного договора. Она даже может выдать его английским властям как мятежника, которым он, собственно, и является.
Как ни странно, но его не одолевало отчаяние, он не испытывал сожаления о том, что сделал. Все, что он сейчас чувствовал, — это холодную воду, обволакивающую его кожу, и покачивание пледа, плавающего вокруг него.
Что, если это тот самый покой, к которому он так стремился? Возможно. Хотя он не торжествовал. Желанием отпраздновать осуществленную месть он тоже не горел. Тело его словно онемело. Он почти ничего не чувствовал, будто был и не человеком вовсе, а одной из составляющих частей озера. Он состоял из воды, и он в ней парил.
Тут его начало трясти, и стало понятно, насколько нелепа эта мысль. Он был самым настоящим человеком, и в его жилах пульсировала горячая кровь. И эта самая кровь с каждой минутой становилась все холоднее. Он поплыл к берегу, шатаясь, выбрался на прибрежную гальку и рухнул на спину, дрожа всем телом.