— Вы имеете в виду его сестру? — уточнила она.
— Да.
Она закончила ужин и отставила миску.
— Я и представить себе не могу, как с этим можно справиться. Как, вы говорите, ее звали?
— Муира.
Амелия обернулась туда, куда ушел Дункан. Он наблюдал за ними с вершины небольшого каменистого холма.
— Он вернется до наступления ночи?
— Трудно сказать, — отозвался Гавин. — Он сейчас все время старается уединиться.
— Почему?
— Потому что он тоже еще не справился со смертью Муиры.
Что-то оборвалось в душе Амелии, когда она услышала этот явный намек на то, что у Дункана были с Муирой какие-то отношения. Возможно, он даже был в нее влюблен.
«Это объяснило бы многое», — подумала она, пытаясь подавить тревогу, зародившуюся в ее сердце при мысли о том, как глубоко и преданно он должен был любить эту женщину, если стремится смертью отомстить погубившему ее человеку.
И этим человеком был не кто иной, как жених Амелии.
Она сделала глубокий вдох и заставила себя сосредоточиться на таком простом действии, как облизывание губ после еды. Одновременно она не спускала глаз с фигуры Дункана на холме.
Девушка пыталась напомнить себе, что он ее похититель и враг и тот факт, что он ее поцеловал и с пониманием отнесся к ее чувствам, ничего не меняет. Этот единственный момент не мог загладить всех его прегрешений. Она не имела права ему сопереживать и интересоваться его прошлыми романтическими привязанностями или трагическими обстоятельствами его жизни.
Она не могла позволить себе увлечься им и утратить бдительность. Какими бы противоречивыми ни были ее чувства, ее должно интересовать только собственное выживание и возможность побега.
Она сделала еще один глоток вина, не позволив себе больше ни единого взгляда в его сторону.
— Прошу прощения, леди Амелия, — снова заговорил Гавин, — но Дункан сказал, что на ночь я должен связать вам руки.
— Вы меня снова свяжете? — спросила она. — Это так необходимо?
Ссадины на ее запястьях едва успели затянуться.
— Он говорит, что это ради вашего собственного блага, потому что если вы попытаетесь сбежать, то заблудитесь и можете попасть в беду.
— Я обещаю, что не стану сбегать, — настаивала она, глядя, как Гавин извлекает из седельной сумки моток прочной бечевки. Вспомнив о том, как она была связана утром, девушка невольно поморщилась. — Куда я пойду? Мы долгие мили не видели ни единой живой души. Гавин, я не так глупа.
— Да, но вы можете запаниковать, — вмешался Фергус, — или попытаетесь перерезать нам горло, воспользовавшись тем, что мы будем спать.
— Не смешите меня. Я не дикарка и не убийца.