Пастух вернулся в купе.
Марина как спала, так и спала — праведно и бесшумно. Пастух свет не зажигал, лег, как был, поверх одеяла и попробовал заснуть. Не получалось. Выспался, выходит. Да и то: четыре с лихом часа сна — нормально для здорового мужика, каковым себя Пастух числил. Лежал, старался ни о чем не думать, даже о Марине, и вот вдруг уж и задремывать начал, как торкнуло что-то. Не в поезде, не в вагоне — внутри себя самого торкнуло. Может — желудок, может — сердце. А скорее всего — башка. Сел на полке, достал из-под подушки непритязательный «макаров», сунул за спину под джинсы, футболкой занавесил. Осторожненько дверь откатил, вышел в еле светлый коридор. Мирно было. Сонно. В темноватом по-ночному коридоре никого, естественно, не было. Пастух тихонько прошелся мимо закрытых купешек, все спали тихо-тихо, как горные вершины в стихах классика, даже проводница свое купе закрыла наглухо — до следующей стоянки, которая окажется в Омске аж в двадцать минут седьмого утра. Не скоро.
Пастух выбрался в тамбур, приоткрыл дверь в межвагонный переход, в автосцепку. Оттуда подуло ночью и холодком. Он закрыл дверь, постоял с минутку в тамбуре невесть зачем, ладно бы — курил, так ведь некурящий, собрался было возвращаться в родное купе, как межвагонная дверь вдруг и резко распахнулась, Пастух рефлекторно подался назад, рефлекторно же хватаясь за рукоятку пистолета, торчавшего за поясом, но — не успел. Из межвагонного перехода вывалились двое в черных масках, в черных комбезах, в черных капюшонах, с пистолетами в руках. Пастух не смог вскинуть ствол, руку перехватили, выкрутили мощно и больно, навалились вдвоем… Пастух успел прежде выстрелить в никуда и вроде бы даже попал в одного из «капюшонов», тот ойкнул — согнулся, упал на колени, мордой в грязный пол ткнулся и вырубился — то ли еще живой, то ли уже покойный, второе — вероятнее, и тут же пистолет выбили, и другой «капюшон» приставил дуло пистолета к голове Пастуха, второй рукой кольцо наручника на него набросил, а вторым кольцом дверной поручень зацепил. Приковал то есть. А дуло пистолета у виска почему-то горячим было, обжигало кожу…
— Ну, здравствуй, Пастух, — знакомый голос произнес из-под маски. — Вот теперь-то мы с тобой все былое прикинем, подсчитаем, а после и посчитаемся. Точнее — я с тобой посчитаюсь. За все.
Пастух узнал голос.
Спросил:
— Со мной? Всего-то? На одного вдвоем? Смешно, Слим…
— Смейся, Пастух. Весело жить — ласковое дело. Но ты не *censored*йся, Пастух, ты у нас — побочная цель, причем — лично моя. На закусь. А основная — это твоя бабулька. Я вообще-то за ней пришел…