Издав горловой звук, который выражал не то возмущение, не то смех, он перевел взгляд на ее волосы, неистовым золотым водопадом спускавшиемя по плечам и казавшиеся бронзовыми при слабом освещении.
Он вперные видел ее волосы распущенными. Неужели она всегда выглядит так… дико, когда не убирает их?
Лицо ее тоже было не таким, как прежде. Обычно она использовала коричневато-розовую помаду, но в этот вечер губы ее были красными. Совершенно красными. Яростно и чувственно красными.
Пока Марк наблюдал за ней, она тоже его заметила. И приветственно помахала ему рукой, благодаря чему взоры всех в зале обратились на него.
Марк стиснул зубы и прищурился, игнорируя вопросительные взгляды присутствующих. Лэйкен наклонилась совсем близко к метрдотелю, опираясь на его руку, и что-то прошептала ему на ухо. Когда она отошла, прекрасно владеющий собой человек выглядел так, как будто его только что сбила машина.
Марк встал, намереваясь выпроводить ее вон, и преградил ей дорогу, когда она была уже в метре от их столика. Он вцепился ей в плечо и прошипел:
— Что вы себе, черт побери, позволяете?
— Марк! — восхищенно завопила она. Он еще крепче стиснул ее плечо, готовясь
к тому, что придется тащить ее через всю залу, но она без промедления обвила руками его шею и прижалась к нему своим полуобнаженным телом.
Все еще думая о том, как бы вытолкать ее, он переместил свои руки к ней на талию. Она издала резкий смешок, а в следующую секунду ее губы прижались к его губам в поцелуе, который был столь же неистов, как и ее появление.
Лэйкен пришлось проглотить еще один смешок, когда она почувствовала его твердые сердитые губы под своими. Другой, менее воспитанный мужчина оттолкнул бы ее от себя, и предал проклятию, призвав в свидетели весь ресторан. Но Марк не был другим мужчиной. Он мог считаться королем выдержки.
В следующий момент ей не хватило дыхания и она с удивлением почувствовала, что его руки скользнули к ней на бедра и прижали ее к нему. Его губы — по-прежнему твердые и сердитые — двигались по ее губам в поцелуе, который неожиданно сделался полноценным.
Лэйкен почувствовала, что высвободиться из его объятий достаточно трудно. Она не могла продолжать так же, как начала. Она планировала, что все будет иначе. Она думала, что сама будет руководить представлением. Фарсом. В котором не предполагалось участие языков.
Наконец, поцелуй закончился — не потому, что она вырвалась, а потому что он решил, что хватит. Едва переведя дыхание, она села за стол, не глядя на него.
— Сожалею, что опоздала, — сказала она, обращаясь ко всему столу. — Соседка по комнате взяла мои любимые румяна — я отдала за них двадцать пять баксов — и куда-то засунула.