Высший пилотаж (Ласкарева, Дубровина) - страница 94

…Чистые пруды, где стояло здание «Современника», были вовсе не чистыми, а замусоренными, с плавающими на поверхности воды бутылками из-под пепси-колы, смятыми бумажками и обломками деревянных ящиков.

Чистотой и юностью не отличалась и исполнительница роли Джульетты, которую, как было обозначено в программке, звали Патрис Кей. На голове у нее возвышался огромный сборчатый чепец с широкими завязками, которые, судя по всему, должны были маскировать отвисший второй подбородок. А ведь у Шекспира героине должно было едва исполниться четырнадцать!

Ромео выглядел куда моложе. Заглянули в буклетик: Эдвард Кей значилось там.

Боже, мать и сын играют двух возлюбленных! Бедный Уильям Шекспир! Наверняка не предполагал, что возможна такая фрейдистская трактовка его светлой и возвышенной трагедии. Впрочем, великий драматург и не мог быть знаком с не менее великим психоаналитиком Зигмундом Фрейдом!

Действия были переставлены местами. Сцена в склепе почему-то переместилась в первый акт. Оба героя, откровенно и весьма патологически пообнимавшись, поочередно умерли. Все, что последует затем, должно было, по всей видимости, означать фантастическую ретроспекцию: души покойников, дескать, вспоминают, как они дошли до жизни такой. Вернее, до смерти такой.

Впрочем, до антракта два францисканских монаха в развевающихся полупрозрачных сутанах успели станцевать возле почивших па-де-де, размахивая распятиями. Наверное, это символизировало не то осуждение грешников, не то их прощение. Один из танцоров был брат Лоренцо, другой — брат Джованни. Но кто из них кто — оставалось неясным, так как перед этим оба подсовывали пузырьки со снадобьем великовозрастной, перезрелой невесте.

— Вот тебе и «Сандвич», — озадаченно протянул Иоанн, когда они вышли в фойе. — Кстати, не перекусить ли нам в буфете? Надеюсь, там сандвичи будут качественнее, чем на сцене.

Ошарашенная увиденным, Маша, не отвечая, последовала за ним. Она любила классическую литературу и традиционный театр. А тут…

Это не только издевательство над Шекспиром, придуманное его же соотечественниками. Это вообще немыслимая гадость! Во время действия на девушку несколько раз накатывали самые настоящие приступы тошноты. И правда, не мешало бы сейчас глотнуть крепкого кофейку или кислого сока.

— Ты уж прости, — сказал Иоанн, — что я уговорил тебя пойти. Честное слово, не предполагал ничего подобного!

— Что ты! Я ведь сама… Может, теперь такая мода? Я давно не бывала в театре. Отстала, наверное.

— Хочешь, не будем досматривать?

— Нет, я так не привыкла. Раз уж пришли — досидим до конца.