Федя Агеев, снова выбравшийся в открытый башенный люк и убедивший Костю немного вздремнуть, вдруг поднял указательный палец и торжественно объявил:
– Гремит… Слышите?
Может, что-то и гремело впереди, но гул двигателя заглушал звуки. Зато все разглядели, что небо на юго-западе темнее, чем положено, и висит, расплываясь на половину горизонта, пелена, похожая на дым.
– Сталинград горит…
Проплыл обломок то ли большой лодки, то ли баркаса. Смоленые доски были обуглены, а смола застыла мелкими и крупными пузырями. Течением проносило уже вспухшую, глушенную рыбу, покачивался на волне спасательный круг. Надпись разобрать не удалось, брезентовая обшивка порвалась, торчали комки пробки.
– Еще кто-то накрылся, – вздохнул кок, стоявший с ведром возле рубки.
Плыли мазутные радужные пятна, что-то горелое. Пронесло еще один труп в задранной до подмышек гимнастерке и колыхающейся нательной рубахе.
Мужичок на рыбачьей лодке с женщиной, стоявшей на носу, собирали что-то с воды. Увлекшись своим занятием, прозевали корабли. Женщина стряхнула с багра какую-то тряпку, а рыбачок, быстро загребая, поплыл к берегу. Тряпка оказалась обмоткой, которые пехота носила вместе с ботинками.
– Знает, сучка, что за кражу военного имущества может под суд попасть, – проговорил артиллерист Дергач, которому до всего было дело.
Рыбачок работал веслами вовсю, кто-то на тральщике засвистел. Напуганную парочку провожали смехом. Вроде ерунда, солдатская обмотка, а подобрал в воде – считается, что присвоил воинское имущество. А из пары обмоток хорошая юбка получится, да еще детишкам на штаны останется.
Догнали плашкоут, деревянную баржу с цистерной тонн на двенадцать и бочками, судя по всему, с солидолом и машинным маслом. Плашкоут тянул на буксире древний колесный пароход с острой кормой и шпилем на таком же заостренном носу. Высоко торчала мачта с красным флагом, а позади рубки, окрашенной в белый цвет, густо дымила массивная труба. На кожухе колеса виднелось название парохода – «Кубань».
– Угольщик, – определил боцман Ковальчук. – Лет семьдесят старичку, а от парусов одна мачта осталась.
– Он что, с Кубани к нам приплыл? – спросил Федя Агеев.
Строгий насчет морской терминологии, Ковальчук напомнил салажонку, что плавает только дерьмо, а корабли ходят.
– С Астрахани наливник тащит. И без сопровождения, – добавил Ковальчук.
Когда суда поравнялись, с «Кубани» начали сигналить. Просили взять оба судна под охрану. Тральщик и все три бронекатера замедлили ход. Дело в том, что на «Смелом» в качестве пассажиров находился полковник инженерной службы, еще какие-то чины помельче, откомандированные из Астрахани в штаб Сталинградского фронта.