В ответ ударила носовая орудийная башня «Верного». Ствол «трехдюймовки» был задран до предела, и снаряды летели в сторону немецких позиций, проходя над кромкой обрыва, едва ее не задевая. Затем пушка умолкла. На борт грузили раненых, а с левого берега равномерно ухали гаубицы, ведя огонь по вспышкам немецких орудий.
На обратном пути снова шли рядом с буксиром, тоже забитым ранеными.
– Крепко нас трепанули, – обозленно ругался один из красноармейцев, привалившийся к рубке, на которой была установлена пулеметная башня. – Первый снаряд, который борт проломил, человек семь уложил. И не осколками, а в основном обломками досок. И покалечило раза в два больше. Мне повезло: доска, как пропеллер, в трех метрах пролетела – только шлепки да хруст. Одному голову в лепешку сплющило, другим руки, ребра переломало. А у берега вообще думал конец придет. Бомба словно с небес свалилась. На корме раненые в основном оставались и саперы с грузом. Тоже, считай, с полсотни накрылось, не меньше. Меня башкой о борт приложило, думал, конец. Очухался в воде, левая рука в крови, переломана.
Боец говорил быстро и громко, стараясь перекричать гул двигателей.
– Закурить бы. Одной рукой цигарку не свернешь.
– Давай помогу, – откликнулся чей-то голос.
– Махорка подмокла.
– Что ты за солдат, если махру сохранить не можешь! Ладно, поделюсь.
Закурить бойцу дал один из гражданских матросов потопленной баржи. Не спеша объяснил, что сегодня потери так себе. Капитан опытный, умело маневрировал, а если бы врезали из «шестидюймовки» прямиком в цель да на стремнине, то мало бы кто уцелел.
– Как скотину в корыто битком напихали, – не мог отойти от пережитого страха красноармеец. – И плыви под снарядами.
– Плывет говно, – отпарировал матрос. – А посудина у нас крепкая была, царствие ей небесное. Благодари бога и нас, моряков, что туда и обратно прогулялся, а теперь на пару месяцев в госпиталь заляжешь.
– Да уж, залягу, – несмотря на боль в сломанной руке, широко улыбался красноармеец. – Винтовку и патроны сдал, на законном основании лечиться буду. А там, глядишь, вся эта свистопляска уляжется. Сюда во второй раз торопиться не буду.
– В общем, без тебя довоюют, – не слишком дружелюбно поддел его кто-то из матросов.
– Завидуешь, что ли?
– Да пошел ты куда подальше! Насмотрелся я на таких. Будешь со своей рукой носиться до весны да врачам плакаться.
Одинокий снаряд разорвался позади, сверху посыпались осколки. Все примолкли.
– Чего цапаться, – рассудительно заметил один из пожилых раненых с перевязанными руками. – До левого берега еще доплыть надо.