– А что – разве нет? Ты так убедительно об этом рассказывала, что я тебе поверил! Вот, думаю, идеальная получится жена – даже кнедлики готовить умеет!
Катаржина хихикнула и покосилась на спутника:
– Я же – искусствовед, а главное, чему должен научиться искусствовед – убедительно и красиво рассказывать о том, чего он совершенно не умеет делать.
Мейстер Рембрандт вернулся с похорон в отвратительном настроении.
Само собой, похороны жены – это не самое веселое занятие, но дело было не только в том, что он потерял Саскию. Хотя, конечно, у них были хорошие времена, но жена долго и тяжело болела, и Рембрандт понемногу привык к мысли о ее смерти.
Дело было не только в смерти как таковой.
Дело было в тех неожиданных и неприятных переменах, которые эта смерть принесла в его жизнь.
Во-первых, он с горечью узнал, что Саския незадолго до смерти переписала свое завещание, назначив своим наследником маленького Титуса. Правда, она назначила мужа единственным опекуном девятимесячного сына, но тем не менее, как ни крути, фактически она лишила Рембрандта наследства.
И кроме того, на похоронах Хендрик ван Эйленбюрх, родственник покойной, посмел предъявить мейстеру Рембрандту какие-то неуместные претензии. Он заявил свои права на часть имущества покойной, говорил о ее драгоценностях…
Нет, нет и нет! Жадные родственники не получат ни гульдена, ни крошки из наследства Саскии! У него и без того хватает долгов!
– Гертджи! – раздраженно выкрикнул Рембрандт. – Гертджи! Где тебя черти носят? – Я здесь, минхейр! – Служанка возникла в дверях со странной блуждающей улыбкой на пухлых губах.
– Принеси мне вина! – потребовал хозяин. – Того, ты знаешь… Того, что прислал мне минхейр Домер…
– Сию минуту, хозяин… – Гертджи опустила глаза и исчезла.
Пожалуй, и правда надо будет написать ее портрет… у чертовки красивая кожа…
Но что же делать с деньгами? Подходит срок очередного платежа по закладной… Правда, тот странный человек заплатил ему пятьсот гульденов, но от них уже почти ничего не осталось… деньги имеют обыкновение таять с необычайной скоростью… Конечно, он купил тот античный мрамор, но это ведь для дела…
Гертджи беззвучно вошла в комнату, поднесла хозяину бокал с темно-красным вином, склонилась к нему, как бы нечаянно прикоснувшись высокой грудью.
Рембрандт взволнованно сглотнул, поднял глаза, встретился с жарким, пристальным взглядом служанки. Ее мягкие губы что-то прошептали. Бокал с громким, обиженным звоном упал на черно-белые плиты пола, разбился на сотни мелких кусков, темно-красное вино обрызгало все вокруг, как кровь.