– Но вы же только что сказали, что они приказали вам это сделать! Приказали наброситься на картину с ножом и изрезать ее!
– Вы ничего не понимаете! – холодно отрезала женщина, и ее лицо снова окаменело, закрылось от внешнего мира, сделавшись недоступным, как банковский сейф.
Она и была чем-то вроде банковского сейфа, хранящего тайну удивительного происшествия.
Она не только не объясняла причины своего чудовищного поступка, не только не открывала имена предполагаемых сообщников, но не сообщила даже собственного имени.
Ее маленький рост и хрупкое телосложение не обманывали Евгения Ивановича, он знал, что такие миниатюрные, слабые на первый взгляд люди бывают на редкость сильными и упорными.
Но он и сам был крепким орешком.
Круглое лицо его казалось приветливым и добродушным, но оно могло обмануть только тех, кто никогда близко не сталкивался с начальником отдела безопасности Эрмитажа. Легов был человеком жестким, можно даже сказать – жестоким, а самое главное – чрезвычайно упорным. Так что в данном случае нашла коса на камень.
– Ну что ж, – проговорил он с деланым добродушием, откинувшись на спинку резного деревянного кресла. – Значит, вы не хотите ничего сообщить о своих сообщниках…
Женщина промолчала, и невозможно было даже понять, слышит ли она своего собеседника.
– А они, тем не менее, подставили вас…
На лице женщины не дрогнул ни один мускул.
– Ведь они не сказали вам, что картина, на которую вы набросились, была подделкой…
Легов рисковал.
Он выдал подследственной важную тайну, сообщил ей то, что до сих пор не знала ни одна живая душа, кроме непосредственных участников событий и руководства музея. Но он считал, что тайна не покинет стен этой комнаты, а такая важная новость может сбить спесь с подследственной и заставить ее говорить.
И он не ошибся.
Белая неподвижная маска, словно заменявшая хрупкой женщине лицо, вдруг растрескалась и перекосилась, как будто раскололась на тысячу маленьких кусков. Легов на мгновение даже испугался, что подследственная действительно рассыплется в прах, как упавшая на каменный пол фарфоровая статуэтка.
– Вы лжете! – выкрикнула женщина, и впервые за все время допроса ее взгляд стал осмысленным и ясным.
– Ничего подобного! – Легов лениво потянулся, делая вид, что разговор ему смертельно наскучил. – Рембрандт не имеет никакого отношения к этой картине, она подделана, хотя и довольно искусно. Так что вы совершенно зря разыгрываете здесь героизм. Это никому не нужно. Ваши сообщники вас вульгарно подставили!
Он встал, сделал пару шагов к двери и повернулся к хрупкой женщине, как будто внезапно вспомнил о ней: