– Да кто этим занимается? – вскричал Старыгин, услышав, как стучат по лестнице каблуки Катаржины. – Фамилия у этой антикварной дамы есть?
– Некая Выпетовская, – сообщил старик. – Года три назад она в Петербурге объявилась. Приехала откуда-то из провинции, с присущей всем провинциалам энергией. И вот, пожалуйста, такое громкое дело, по неофициальным данным – на миллионы!
– Иван Филаретович, дорогой, – забормотал Старыгин в трубку, – ведь картины-то эти украдены были тут, в Чехии у одного русского вместе с ван Свеневельтом, который под «Ночным дозором» поддельным!
– Не может быть! – ахнул старик.
– Точно! Так вы напустите на эту Выпетовскую Легова, расскажите ему кое-что, только про меня ни слова. Пускай он все свои связи поднимет, вцепится в нее, как бульдог, может, и выйдет на похитителей картин и узнает, кому они ван Свеневельта продали!
– Господи! – восклицал старик. – Да я-то что могу! Я ведь лицо неофициальное теперь!
– Только тихо, без шума поговорите с Леговым! – заклинал Старыгин.
– Да в Эрмитаже такое творится…
Тут Старыгин заметил, что Катаржина стоит в дверях, и скоро распрощался.
– Ты слышала? – Он жадно выхватил у нее бутылку пива, хотя никогда особенно не увлекался этим напитком. – Вот видишь, это судьба. Мне нужно уезжать. В конце концов, я прибыл в Европу с единственной целью – отыскать следы «Ночного дозора». Прежде всего нужно спасти картину! А они, те люди, двойники персонажей картины, считают, что прежде всего нужно спасти человечество!
– Ты им не веришь? – медленно спросила Катаржина. – Ты считаешь, что все это пустое?
– Как я могу так считать, если произошло уже столько смертей? Они-то настоящие, я уверен… Тот последний уверял меня, что картина в безопасности. Они, видите ли, прибрали ее пока для сохранности! Но где она? И когда можно будет получить ее назад? Нет, нужно ехать в Россию и искать там – теперь есть след, эта самая, как ее? – Выпетовская…
– Безусловно, картина важна, – сказала Катаржина и отхлебнула пива из его бутылки, – но отчего ты так уверен, что она в России? Сам же говорил, что подменить подлинник на копию никак невозможно было в Эрмитаже – прошло слишком мало времени, картина была на виду. Стало быть, в Эрмитаж уже привезли подделку.
– Пожалуй, ты права… – Он почувствовал жажду, хотел выпить пива, но увидел, что на горлышке остался след ее темно-красной помады.
Старыгин вздрогнул, хотя помада была совсем не того оттенка, что рисунки на Еврейском кладбище в Праге. Тем не менее пива ему расхотелось.
Мейстер Рембрандт стоял перед незаконченной картиной и думал.