Господа говорили по-английски. Этот язык я знаю как свой родной.
Г.Моллер, есаул.
* * *
"…документы, которые бросают тень…"
Шорохов снова и снова перечитывал запись.
"…документы попали к генералу от частных лиц…"
Какому генералу? Но вот же: "Казаки были еще в Тамбове, Воронеже. Впрочем, почему вы столь решительно отбрасываете Козлов и Елец?" Генерал Мамонтов! И прямо сказано: "…каких-либо документов от генерала Мамонтова мне еще не передавали…" Портфель, о котором говорил Буринец. Не иначе. Его и должны были сегодня вручить мне у дверей кабинета военного коменданта.
* * *
В этот день около полуночи, была встреча с Григорием Максимовичем Матвиенко. Выяснилось: прислан от Таманского полка. Деникина в нем ненавидят. Рядовые казаки, офицеры. Против красных не пойдут никогда. За самостийную Кубань пошли бы, но не очень верят, что такое государственное образование возможно. Кубанцы народ основательный, на химеры размениваться не склонны.
— Григорий Максимович, — выслушав это, сказал Шорохов, — хотя мне совершенно неясно, почему вы ко мне обращаетесь, почему считаете, что в этом деле я могу вам помочь, вашу тревогу я разделяю. Возможно, все так и есть.
Говорить более определенно с этим человеком он не мог.
— А вы приезжайте в полк, — ответил Матвиенко. — Сами убедитесь. И меня тогда лучше поймете, — помолчав, он добавил. — Как и я вас.
— Так, прямо взять и приехать?
Матвиенко укоризненно взглянул на него:
— Не знаете вы кубанцев. Если приглашаем, волос с головы не упадет. Разве только сами в землю поляжем. Желаете? Завтра утром на подводе я за вами заеду. До Славянской семьдесят верст. Кони будут добрые. Бог даст, за день одолеем. Войсковому старшине, — он кивнул головой в сторону спящего Закордонного, — скажите: "По интендантскому делу". Он сам из этих господ. Не удивится.
Матвиенко ушел. Глядя вслед ему, Шорохов думал: "Кто же тебе меня выдал?.."
* * *
"…Никаких сенсационных разоблачений. Всего только — время от времени намекать большевистскому деятелю с пятнами на мундире, что документы о его подпачканном прошлом еще не утрачены. Статейка в парижской газете, сплетня на каких-то российских задворках… Никогда доказательств не предъявляя… Цель — не свержение этой личности, а ее саморазрушение. Дай только бог, чтобы эта личность своевременно прославилась подвигами во славу своего отечества…" — Шорохов перечитывал моллеровскую запись. — "И тогда вслед за саморазрушением этой… по праву возвысившейся личности, начнется самоуничтожение правящего слоя красной России…"
"Провокация, — подумал Шороков. — Ничего больше. Вся эта белая братия еще когда-то узнала о том, кто я. Выбрали подходящий случай: мою, вместе с другими купцами, поездку с мамонтовским корпусом. Выстроилась цепочка: Мануков — Михаил Михайлович — "Федор Иванович" — Чиликин — Буринец — Моллер… Чиликин и Буринец не знали, что им в конце концов уготовано. Моллер какие-то подозрения на этот счет имел. Чтобы рассеять их, вернулся к Манукову, будто позабыл шарф. Напоролся. Знал, что живым не оставят. Чтобы отомстить, в тюрьме сделал запись. Но и Манукову досталась пуля! Мне не достанется. Ясно зачем: передать мамонтовские бумаги в Москву. Как первый шаг. Передадут-то ведь копии. Так и укажут. Намек. Увидели в этом смысл… Уснуть бы. Завтра день непростой".