Когда частный поверенный еще только начинает свою речь, с полдюжины офицеров атаманской свиты выстраиваются за спиной Букретова, как бы оберегая его от удара сзади. Тот оборачивается к ним:
— Арестовать обоих.
Станичного атамана и частного поверенного, заломив им руки, ведут из зала. Частный поверенный пронзительным голосом кричит:
— Господа! Мы тоже за Кубанскую республику! Но не за большевистскую и не за деникинскую!
Ему зажимают рот, он вырывается, снова кричит, но слов разобрать невозможно.
Порядок за столами нарушается. Военные, штатские тоже начинают подниматься со своих мест. Кто-то истерично кричит:
— Что же это, господа? Ваше превосходительство! Мы здесь среди своих!
Букретов идет к двери. У порога останавливается, приказывает:
— Освободите. Пришлю донцов. Порядок тут у вас они наведут.
Закордонный обращается к Шорохову:
— Знаете, что за этим? Я о смелости местных деятелей говорю. Англичане поддержку обещают. Дотянулись. Вчера в Ивановской, небось, слышали. Отсюда и смелость. Как у девок продажных, когда они в фаворе. Ни совести, ни стыда. Пойдемте. Пить и в другом месте можно, а слушать этих… Увольте.
— Пойдемте, — соглашается Шорохов.
* * *
Как сообщить таманцам, что в ближайшее время прибудут донцы? Букретов сказал это во всеуслышание. Не сдержался. Нели никто не предупредит? Кричали: "Мы здесь среди своих!" Но сам он к таманцам пойти не может. Не поверят: в атаманской свите на лагерном поле стоял. Надо через Скрибного, через Матвиенко. Да где они — тот и другой?.. Или утешиться тем, что не его это дело — кого-либо предостерегать? Запрещено Агентурной разведкой. Так ведь люди-то рядом живые?
* * *
В компании Закордонного повторяется вчерашнее: пьянство, карты. Около полуночи за окном раздается конский топот. Выходят на крыльцо. В станицу вступает конный отряд. Шорохов по привычке считает: почти две тысячи сабель, четыре орудия, пятнадцать тачанок с пулеметами.
Что такое? В трех шагах от крыльца стоит Скрибный! Шорохов подходит к нему:
— Меня караулишь?
— Хоть бы и так.
— Чтобы от плеча до пупа разрубить? Для того приятелей своих дожидаешься?
Был пьян, утомлен, потому так, с откровенной обидой, заговорил.
— Тех, кого я дожидаюсь, поарестовали, — заносчиво отвечает Скрибный. — И казаков разоружили. Радуйся.
— И того, который на банкете против атамана выступил?
— Тот ушел.
— А один ты против меня идти не решаешься? Чего молчишь? Домой-то поедем?
— Поедем. Куда от ваших благородий на этом свете деваться?
Закордонный и вся его компания — Шорохов с ними — возвращается в дом.
* * *