Необходимо: I) Выслать в корпус возможно больше укомплектования казаками, 2) Выслать офицеров нашего корпуса в свои части, так как в частях некому командовать даже сотнями. Офицеры корпуса, как и казаки, пользуясь предлогом изолированности нашего корпуса, предпочитают возвращаться во всякого рода обозы, а не в строевые части корпуса, 3) Направить обозы корпуса и тыловые учреждения в районе к западу от Лисок, 4) Снабдить части корпуса деньгами, которых в частях совершенно нет, что ведет к установлению нехороших отношений о местным населением, у которого части все забирают, не имея возможности что-либо заплатить. Сегодня удалось выпросить у генерала Шкуро двести тысяч советскими деньгами. Полагаю, что часть денег для корпуса должна быть выслана советскими знаками. Сделанное распоряжение о перемещении казначейства в район Лисок не исполнено, 5) Нахождение войск корпуса на левом берегу р. Дона, где фуражные средства были исчерпаны противником и нами, и операция в районе Воронежа сильно истощили конский состав недоеданием. Сейчас корпус находится в фуражном отношении в лучших условиях, но средств этих хватит не более как на две недели и то при условии, если корпус будет маневрировать, а дальше будет необходимо наладить подвоз фуража с тыла.
№ 124 дер. Девица 12.10.19 г.
Полковник Калиновский.
* * *
Третьим документом был лист, на котором размещалась, тоже выполненная от руки химические карандашом, таблица. Всматриваться во все ее графы Шорохов не стал, взглянул на итог:
"Всего в корпусе — офицеров 109, казаков 2 560, пулеметов 58, патронов 258 000, орудий б". Всего лишь третья часть того, с чем корпус прорывался в красный тыл в августе этого же года. Даже не третья часть, четверть.
Еще особенность: население предпочитает деньги советские. В сознании народной массы — белое господство рухнуло.
Калиновский написал все это и уехал из корпуса. Кувыркайтесь.
* * *
Снова заскрипел возле дома снег.
Конечно, эти документы стоят дороже тех денег, которые он отдал Плисову. И, конечно, тот ни о чем с Мануковым не уславливался. Самодеятельность. Разохотился до безрассудства. Тоже уверен — белому фронту не устоять.
Шорохов опять подошел к окну. Было светло. Да. Так и есть: у дома часовой. Надо попытаться уйти. По черному ходу, через двор.
Спрятав плисовские документы в потайной карман пиджака, Шорохов начал надевать шубу.
От резкого толчка открылась дверь. Вошел Родионов.
Шорохов застыл, держа шубу в руках.
— Леонтий Артамонович, — сказал Родионов. — Я, как и прежде, отношусь к вам с уважением. К вам и к господину Манукову. Но обстоятельства заставляют. Прошу! Все, что имеете.