Ключ от дома Скрибного Шорохов имел. Зайти туда, пробыть в нем те часы, что еще оставались до визита к памятнику Еpмаку, было самым разумным. Или хотя бы удостовериться, что можно в этом доме переночевать.
Конечно, прежде чем толкнуть знакомую калитку, он, неторопливо и даже лениво поглядывая вокруг, прошел по другой стороне улицы. Ставни были закрыты, дым из трубы не поднимался. На дощечках ставен лежал снег. Не только вчера, но, пожалуй, и позавчера, их не открывали.
Сквозь щель в заборе, Шорохов оглядел дворик. Момент был рискованный. Если кто-нибудь наблюдает за домом, конечно, заметит, как он прошел по другой стороне улицы, стоит теперь у забора.
Дворик устилал снег. Пушистый ровный и все же не скрывший следы. По размаху шагов было ясно, оставил их человек роста высокого, причем назад от крыльца к калитке следы эти не возвращались. Вошел и остался в доме? Но кто? Сам Скрибный? Вполне могло быть: отправка вагонов сорвалась, возвратился. Однако следам, судя по завалившему их снегу, по тому, как они едва угадываются, было самое малое три или четыре дня. И за это время Скрибный, хозяин дома, ни разу не вышел за дровами, к колодцу? Да и ростом он был пониже, чем тот, кто следы отпечатал.
Засада.
Город с часа на час могут захватить красные, а тут — засада. И с каким приказанием? На месте свершить суд и расправу?
Он пошел дальше по улице. Снова думал: "Поздно… Все поздно…" Но теперь это относилось и к тем, кто его подкарауливал.
По дороге подвернулся подвальчик: "Кавказский буфет". Пару часов просидел там за бутылкой кишмишевой бурды. Из разговоров вокруг уяснил: притон, но жулья не крупного. Базарные мошенники, мелкие шулера. Хозяин заведения человек пожилой, с тяжелым подбородком, скаредный. Впрочем, с той публикой, что заполняла подвал, обходиться иначе было нельзя. Шорохов мысленно поставил себя на его место. Через два-три года и он стал бы таким. Или бы разорился.
Сквозь мутное окошко заметил: повалил снег. Погода не лучшая для встречи. Разглядеть, тянется ли за тобой филер, можно лишь шагов за тридцать. Правда, и сам ты ему виден не с большего расстояния.
Одолевала усталость. Не физическая. Тело за последние дни как раз отдохнуло. Дорога от Ровеньков трудной не была. А вот душа извелась в огорчениях. От невозможности что-либо изменить. Сидеть бы и сидеть без движения, без каких-либо мыслей в голове.
К памятнику Ермаку подошел с ног до головы осыпанный снегом. Постоял, двинулся дальше. Снег глушил звуки. Шагов за спиной не услышал. Обнаружил: рядом с ним идет мужчина в студенческой шинели, в фуражке с молоточками на околыше, в пенсне, бритый, худой. Обменялись парольными фразами. Шорохов отдал сводку, довольно объемистую из-за приложенных к ней документов. Вышло не слишком ловко. Спрятав пакет под полу шинели, связной сказал: