— Место твое — белый тыл. До прихода наших не оставайся. Следующая связь в Екатеринодаре. Любой день. У базара, в Сергиевском переулке скорняжная мастерская Васильева. Он сам и связной. Узнать его просто: одноногий, на костылях. Спросишь: "Возьметесь ли из трех потертых шапок сделать две?" Отзовется: "Смотря какой мех". Ответишь: "Американская выдра".
— Есть такой зверь?
— Все есть, — со вздохом ответил связной.
Выглядел он устало, смотрел без улыбки.
— Если не успеешь уйти, а вступят думенковцы, свое удостоверение никому в штабе их корпуса не показывай. Фамилию свою никому не называй. На самый крайний случай тебе на седьмое, восьмое и девятое числа секретное слово: «стрела». Но в штабе корпуса знать его будет только начальник особого отдела корпуса Карташов.
— Как же я к нему доберусь, если прежде никому ничего не могу сказать? — спросил Шорохов. — Меня десять раз к стенке поставят. Получается, что кроме этого Карташова никому в штабе думенковского корпуса доверять нельзя. Да и удостоверение мое тю-тю. Нет его у меня.
Связной молчал.
— А если меня к командиру корпуса приведут? — продолжал Шорохов. — Тоже темнить?
— Я сказал то, что мне сказали, — ответил связной.
— Прости, брат, — проговорил Шорохов. — Обидно влипнуть на мелочи, — помолчав, добавил. — Сводка моя в чем-то устарела. Но тоже, что есть, то есть.
Связной не отозвался.
На первом же углу расстались. Шорохов думал потом: "Нет, ребята. Отсюда мне надо убираться заранее. Милое дело: своих и чужих сторониться. Такого еще не хватало".
Беженский табор заполнял все примыкавшие к вокзалу улицы, площадь. В сам вокзал из этих людей никого не пускали. Часовые действовали решительно. Не подчинился с первого слова, получай прикладом, нагайкой. Мало? Подхватят, куда-то уведут. Поездом не уехать. Но и пешком уходить из города, когда начинает смеркаться, расчета не было. В темноте напорешься на заградительный отряд, разбираться не будут.
Шорохов вернулся в "Кавказский буфет". Сбродного народа собралось там — едва протолкнуться. Под потолком тускло светилась керосиновая лампешка. Из-за усталости Шорохов не вглядывался в лица, не вслушивался в гомон вокруг. Надо было договориться с хозяином подвала о ночлеге. Просто сидеть в этом «буфете» до утра нельзя. Уснешь, обберут.
Хозяин все понял с первого слова. Поманил за собой в низенькую боковую дверцу. За ней начался узкий, темный коридор. Привел он в комнатушку с одним окном, с кроватью, покрытой каким-то рядном. Тут хозяин впервые открыл рот:
— Девушка надо, скажи.
— Какая девушка! — ответил Шорохов. — Трое суток не спал.