— Ну что я говорил? Что я говорил?! — в свою очередь завопил, забираясь уже на стол, сшибая сапогами бутылки, Амилахвари. — Моя опять впереди! Давай, милая, давай! Теперь уж она своего не упустит. Нет. Я ее характер знаю. Коркия! Кто это на ней сидит?
— Галактион Амашукели, господин!
— Если выиграет, выдашь ему мешок отрубей с мельницы!
«Княжеская щедрость не знает границ, — усмехнулся про себя Васо — Поставить на кон восемьсот рублей или выдать мешок отрубей. Что ж, это достойно старого волка. Придушить бы его тогда, в лесу!»
— А сколько же вы даете в день лошади, князь? — медленно, чтобы не сорваться, спросил уездный и сделал глоток шампанского.
Амилахвари, захваченный перипетиями скачек, не заметил насмешки.
— Вволю, господин уездный. И овса, и отрубей, и сена — всего вволю.
— Так вы их закармливаете, князь! Вот они у вас и отстают.
— Как отстают? Как отстают? Моя лошадь идет впереди…
— Неужели? Цагарели!
— Всего на корпус, господин уездный! Всего на корпус!
Цицнакидзе тут же перестал плясать, зато довольный Амилахвари, по-прежнему стоя на столе, потребовал:
— Коркия! Живо шкатулку с золотом и коробку с медалью!
— Слушаю!
— Ты не слушай, а тащи все это сюда. И вели принести попону, чтоб укрыть нашу умницу, нашу героиню!
— Ха-ха-ха! — схватился за живот Цицнакидзе. — Он уже попону приготовил! Вот самонадеянность! Ты посмотри, капитан уже твою серую на хвосте оставил! О-хо-хо! Попону ему приготовьте, героиню укрыть…
Не веря своим глазам, Амилахвари выхватил из рук Цагарели бинокль.
— Это не лошадь, а какой-то шайтан в конской шкуре! — плюнул он в сердцах, увидев, как капитан, низко пригнувшись к шее своего скакуна, пересек черту, означенную двумя кольями, что были перевиты цветными лентами.
Серая с княжеским конюхом на спине отставала от победителя уже метров на пятнадцать. Вплотную за гнедой в шлейфе пыли неслись все остальные.
…Когда капитан, вытирая белоснежным платком пот с лица, поднялся к судейскому столу, приветствовать его сбежались, сгрудившись, все княжеские семьи. Успевший изрядно захмелеть зять Амилахвари предлагал спеть в честь победителя заздравную и, не дожидаясь остальных, затягивал что-то несусветное ужасным голосом, так что Амилахвари вынужден был махнуть рукой слугам — и те, подхватив под руки упиравшегося родственника, отвели его подальше от торжественного сборища.
Уездный без слов крепко стиснул руку капитана. Тот лишь благодарно улыбнулся.
Оттеснив дам, бросавших герою дня цветы, вперед выступил князь Цицнакидзе:
— Поздравляю вас, господин капитан! Вы подлинное украшение нашего праздника. Поверьте, у меня такое ощущение, будто это я сам прискакал первым. Будто это я обогнал хваленых скакунов князя Амилахвари!