Бакрадзе, демонстрируя полнейшую безучастность к судьбе Батако, отвернулся к окну.
— Ваше высокоблагородие! — продолжал умолять Габараев. — Христом-богом клянусь вам, я тут ни при чем. В другого мой работник целился, в другого!
— Ах, в другого! — Глаза начальника кинжально заблестели. — А кто дал тебе, червю земляному, право посягать на человеческую жизнь? В таком случае в кого же он целился?
— В Сослана.
— По твоему, значит, наущению…
Запоздало поняв, что своей болтливостью погубил себя, Батако сник. Его красные тугие щеки побледнели и опали.
«Дозрел, — отметил уездный. — Можно начинать».
Он прошелся по кабинету, поскрипывая начищенными до зеркального блеска сапогами. Раз, другой… Батако следил за ним трусливыми глазами.
— Впрочем, Габараев, — наконец медленно, растягивая слова, сказал уездный, — у тебя еще, кажется, есть один шанс выкрутиться… Да, да… Теперь я вижу, один шанс есть…
— Ваше… высокоблагородие… — перехватило голос у Батако, — сделайте такую… божескую милость…
— Слушай меня внимательно, Габараев. За два дня до убийства пристава ты повздорил с Сосланом. Честь осетина — это его сабля. А он унес твою саблю домой, ты проспорил ее! У тебя земля, скот, состояние, а Сослан и Карум кусок хлеба в поте лица зарабатывают. Зато они более цепки в жизни, быстрее поворачиваются. Они тебя ненавидят, ты их. Во время драки ты имел возможность избавиться от одного из них. А именно от Сослана. Но… твоя пуля угробила пристава… Тебе грозит каторга. Я могу помочь тебе. Но услуга за услугу…
Такое длинное предисловие опять не на шутку встревожило Батако Габараева. Лоб его покрылся крупными каплями пота, как будто он целый день таскал на спине огромные вязанки дров.
— Чего вы хотите от меня? — еле слышно промолвил он.
— Это уже деловой разговор. — Бакрадзе направился к столу. На ходу удовлетворенно погладив бронзового орла, важно опустился в кресло и поднял на Батако холодные глаза.
— Мы пускаем слух, что, убив пристава, ты бежал! Ясно? Абреки тебе поверят. Окажешься в банде. А потом выведешь нас на логово.
— Они же убьют меня!
— А какая тебе разница? — ядовито заметил Бакрадзе. — Умереть в схватке для горца честь. Значит, предпочитаешь медленно гнить в цепях каторжника? Твое дело. Но пока ты здесь, с тобой твоя семья, твой скот, дом. Угонят тебя в Сибирь — детей в приют придется отправить, имущество будет отписано в казну государя. Таков закон. А не будешь дураком, поможешь нам — и сам жив, и семья при тебе, да еще и вознаграждение можешь отхватить!
В голове Батако Габараева сшибались самые противоречивые мысли. Хватит! Уж вдоволь надрожался он, когда помогал несчастному приставу держать за горло кое-кого из аульчан. Так и ждал возмездия: вдруг Кумсишвили распустит язык! Один камень свалился с души: нет больше пристава, не проболтается он об услугах Батако. Теперь новая напасть… А-а, чему быть, того не миновать! Видно, не так уж славно идут дела у его благородия, уездного начальника, если он просит о помощи. Значит, тоже надо ловить момент, просить, просить, отказа не будет…