— Какой свадьбы?
— Да Ольги! Ольги!
— Нет, не шутил. Она и вправду замуж собирается. — И, видя, как заходили желваки на скулах парня, Илас не выдержал и расхохотался: — Да за тебя она замуж собирается. О тебе только и вспоминает…
И он рассказал о том, как Ольга всякий раз, о чем бы ни заговорила с ним, непременно сводила разговор на последний праздник в Цубене и на Васо. Однажды Илас, к которому она относилась нежно, как к младшему брату, прямо спросил ее:
«Уж не влюбилась ли ты в Васо?»
«А что тут удивительного? — ответила она горячо. — Таких джигитов, как он, не так уж много на свете. Чем он уступает Габиле? Ничем».
«Тогда чего ждать?»
«Молод ты еще, вот и говоришь так. Разве девушка может первой признаться?..»
«Значит, полюбила?»
«Еще как! Если бы он слово сказал, на край света бы за ним пошла, в огонь и в воду».
— Сам бог послал мне тебя, Илас, навстречу, — в радостном волнении признался Васо. — Так неспокойно было у меня на душе, а теперь!.. Ты такие силы влил в меня, что и сам не знаешь.
В комнату заглянул Гри:
— Светает.
— Сейчас, Гри, сейчас, — сказал, поднимаясь, Илас.
— Сын говорит, в Среднем Закоре собаки подняли гвалт. Не ждут ли там вас?
Держа в поводу коней, вслед за сыном Гри, который вызвался проводить их, они покинули гостеприимный Горный Закор.
— Держитесь левей, — сказал им провожатый. — Тропа выведет к аулу Барот. Не доходя до аула, сверните в лес…
— Да, так спокойнее, — согласился Илас.
…Когда по нижней окраине аула выбрались на бровку леса, вздохнули облегченно.
— Подожди меня здесь, Васо. Я через часок вернусь, — сказал Илас.
— Может, вдвоем?
— Нет. Я бы и сам в пичугу обратился, чтобы быть тут незаметнее…
— Что такое?
— Да тут за нашим человеком родной брат следит.
Илас направил коня к аулу Надабур.
Со склона горы, которым он ехал, днем обычно была хорошо видна на окраине аула одинокая сакля Ахмета Маргиева. Сейчас серый сумрак еще не рассочившегося по ущельям тумана не давал ему разглядеть в неверном свете раннего утра окно маргиевского жилища.
Наконец ветер будто угадал желание Иласа и прогнал серый клок тумана, загораживающий саклю. Света в окне не было.
Но не один Илас наблюдал в то утро за саклей Ахмета.
На какое-то время притихший после разговора с братом Курман бессонно гадал: что бы это значило — свет по ночам в сакле брата? То Ахмет и на лучинах экономил, а теперь, гляди-ка, разбогател — керосина не жалеет.
Узнав утром, что Ахмет и дома-то не ночевал, Курман чертыхнулся: «Разве у такого растяпы застрянет копейка? Хозяин! Его дома нет, а никто и лампу выкрутить не подумает!»