– Надо подняться на смотровую площадку. Там есть бинокли. Днем будет лучше видно, – сказал Дейв.
Я посмотрел на часы: почти девять. Анна ушла будить Мини, а я встал поближе к Дейву. Он недовольно посмотрел, но злился он не на меня. Было ясно, о чем Дейв думает. Мы стоим у западного окна, а его дом находится в Бруклине, на востоке. Со смотровой площадки будет видна та часть города.
– Пошли, Дейв.
Я пропустил его к выходу на лестницу и пошел следом.
Молча мы поднялись на шестьдесят седьмой этаж. На смотровой, как и в ресторане, никого не было. Мы все одновременно подошли к окну и посмотрели в одну сторону – на восток.
– Все равно на том берегу Ист-Ривер почти ничего не видно. – Мне послышалась радость в голосе Дейва: наверное, он надеялся, что рассеявшийся туман принесет хорошие новости.
Дейв, как часовой, так и остался стоять возле окна, не отрывая взгляда от района, где жила его семья. Мы отошли, чтобы не мешать. Выглянуло солнце, туман рассеялся, и открылся вид на город. Настроение у Дейва изменилось, как, впрочем, и у нас.
Манхэттен был в плачевном состоянии. Составить полную картину разрушений пока было сложно – рассмотреть детали без бинокля не удавалось, а с ним получалось выхватывать только фрагменты. Если я наводил резкость на одно полуразрушенное здание, то остальные развалины выпадали из поля зрения. Просветами среди обломков оказались улицы, заваленные грудами бетона и битого стекла, потерявшие прежний облик. Нужно было смотреть как минимум с вертолета, чтобы понять масштабы катастрофы. А вдруг за пределами Манхэттена дела обстоят еще хуже? Я постарался отогнать эту мысль.
Я навел бинокль на юг: небоскребы Эмпайр-стейт-билдинг и Крайслер-билдинг уцелели. Как обстояли дела с другими «визитками» Нью-Йорка, отсюда видно не было, но наверняка выстояли и некоторые другие. Кое-где над городом виднелся дым. А на юге, в районе Нижнего Манхэттена, практически все небо было затянуто зловещей сизой гарью.
Не в силах больше рассматривать эти ужасные картинки, я отложил бинокль и пошел на южную смотровую платформу. Подходить к краю было страшно, даже несмотря на надежное стеклянное ограждение, поэтому я сел на пол и направил бинокль на север. Пришел Дейв.
– Похоже, уцелел только Вильямсбургский мост, правда, на нем полно машин и каких-то обломков, но думаю, перейти по нему на ту сторону все же можно, – сказал он.
Я механически кивнул. Я рассматривал Центральный парк и окрестности: вид очень напоминал спокойный сельский пейзаж. Гудзон никуда не делся и привычно терялся на западе. В этой части города вообще, казалось, царило спокойствие.