Губы у Расколя дрогнули, но он не произнес ни звука.
Харри провел рукой по лицу:
— Последний мазок на свой шедевр она нанесла, нажав на спуск.
— Но почему? — прошептал Расколь.
— Анна была человеком крайностей. Она решила отомстить всем, кого считала виновными в том, что утратила смысл своей жизни. Любовь. А виновными были Албу, Гуннеруд и я. И вы, то есть семья. Говоря коротко, победила ненависть.
— Bullshit,
[72]— сказал Расколь.
Харри обернулся, сорвал со стены фотографию Расколя и Стефана и положил ее на середину стола:
— Ведь в вашей семье всегда побеждала ненависть, не так ли, Расколь?
Расколь запрокинул голову, осушил стакан и широко улыбнулся.
События следующих секунд отложились в памяти Харри точно при ускоренной съёмке. По истечении этих секунд он оказался лежащим на полу в железных объятиях Расколя, обхватившего его за шею. Глаза жег выплеснутый в лицо кальвадос, от его вони было не продохнуть, а к горлу приставлена бутылка с отбитым горлышком.
— Знаешь, что может быть хуже высокого давления,
Спиуни? — прошептал Расколь. — Только слишком низкое. Так что лежи тихо.
Харри сглотнул и попытался что-то сказать, но Расколь еще сильнее сжал ему горло, и он смог только застонать.
— Сунь-Цзы весьма прозрачно говорит о любви и ненависти,
Спиуни. В войне побеждают и ненависть, и любовь. Они неразделимы, точно сиамские близнецы. А проигрывают ярость и сочувствие.
Расколь еще больше усилил хватку.
— Моя Анна никогда бы не выбрала смерть, — голос его дрогнул. — Она любила жизнь.
Харри наконец-то удалось произнести, вернее, прошипеть несколько слов:
— Так же — как — ты — свободу?
Расколь чуть ослабил хватку, и Харри с хрипом наполнил воздухом ноющие легкие. Стук собственного сердца отдавался у него в голове. Но по крайней мере, он снова слышал шум проезжавших мимо машин.
— Ты сделал выбор, — прохрипел Харри. — Ты сдался властям, чтобы искупить вину. Никто тебя не понял, но это твой выбор. То же самое сделала Анна.
Харри попытался пошевелиться, но Расколь сильнее прижал бутылку к его горлу:
— У меня на то были свои причины.
— Я знаю, — сказал Харри, — инстинкт искупления вины столь же силен, как и инстинкт мщения.
Расколь не ответил.
— А ты знаешь, что Беате Лённ тоже сделала свой выбор? Она поняла, что ничто уже не вернет ей отца. Ярость ее прошла. Она просила передать тебе привет и сказать, что прощает тебя. — Осколок царапнул его по коже. Раздался такой звук, словно рядом кто-то писал на грубой бумаге. Медленно выписывая свои последние слова. И оставалось только поставить точку. — Так что теперь твой черед выбирать.