Здесь же, полукругом, располагался большой мягкий диван.
— Из гостиной есть выход к бассейну, — сказала Гаминда, сдвинув в сторону большую стеклянную дверь.
Дорожка среди акаций действительно привела к выложенному светлым мрамором бассейну без воды.
— Его только почистили и поменяли фильтры на водозаборе. Если пожелаете, Крис наполнит его водой.
— Да, это было бы замечательно. А что наверху, вы говорили?
— Спальни, комнаты для гостей, библиотека с камином, — и добавила, улыбнувшись. — Причуда старого мистера Стокера. «В доме должен быть очаг!» — заявил он, и никто не стал спорить. А вот и наши мужчины.
По лестнице к дому поднимались нагруженные до предела вещами Уолпол и Крис. Фил шел налегке, прихватив только сумку со своими ненаглядными клюшками.
— Пойду помогу им, — сказала Гаминда и ушла по дорожке среди акаций за дом.
Наташа осмотрелась. Это место ей очень нравилось. Нужно было отдать должное Филу: он разбирался в таких вещах. И, видимо, давно зарился на этот дом, пока не подвернулся случай его приобрести.
Она томно потянулась, с удовольствием ощущая всю силу своего молодого и здорового тела. Дело за малым — принять душ, привести себя в порядок и насладиться великолепным отдыхом в раю. Чудная перспектива!
Запрокинув голову, Наташа несколько мгновений нежилась в лучах солнца.
Мысли, теплые и радужные, бродили в ее голове. Что-то совершенно новое рождалось в душе. Что-то, от чего хотелось петь…
Вздохнув поглубже еще раз, она скрылась в доме.
Тихая нега волнами распространялась по ее телу. Наташе хотелось закрыть глаза и вечно пребывать в таком состоянии: ни о чем не думая и ни о чем не печалясь. Пусть весь мир с его безумием и гонкой живет своей жизнью, а она будет жить своей.
Теплая вода ласкает кожу, усыпляет, баюкает, шепчет что-то неслышное, свое… Пышная пена шелестит множеством лопающихся пузырьков.
Наташа приподняла одну ногу из этой белой пахучей пучины, провела по ней рукой, ощупывая почти совершенную кожу. Хотя, нет! Пора бы немножко пройтись эпилятором. А так — очень недурная ножка. Ничего лишнего. Ни малейшей капельки жира. Совсем неплохо для двадцатишестилетней женщины.
Руки медленно поползли к груди, нежно растерли тугие полукружия. Так приятно. Снова чуть ниже, по плоскому, упругому животу (результат почти года посещений спорт-клуба Риты Хэнсли, бывшей спортсменки и все еще «мисс» из-за своего, мягко говоря, «лошадиного» лица), идеально гладким и крутым бедрам. И ее руки — уже не ее руки, а две искусительные змеи, живущие сами по себе и точно знающие свою цель. Но они еще и мучительницы, сладострастные садистки, готовые бесконечно долго извиваться по самым потаенным частям тела, уклоняясь от самой главной точки, жаждущей прикосновения больше всего. Они ползут, гладят, ощупывают и исследуют каждый сантиметр. Кровь то стынет, то вспыхивает жарким огнем. В сознании возникают образы, обрывки фраз, слов, песен, стихов. Ничего не уловить, но из всего этого хаоса возникает музыка, услышать которую не может ни один человек на свете, кроме самого близкого. И слышать ее можно только сердцем. Открытым, чутким, любящим сердцем, не нуждающимся в словах.