Ёсимута невозмутимо пояснил:
— Совершенно очевидно, что речь идёт о самоубийстве. Если полиция сейчас будет предпринимать какие-то движения, подразумевая, что тут что-то не так, это может сильно повредить репутации госпожи Игараси, повлиять на её популярность.
— Пока никем не установлено, что это именно самоубийство, — заметил Оно.
— Да нет же, это самоубийство. Ведь даже предсмертная записка имеется. Вы же видели её? — с нажимом продолжал Ёсимута.
— Видел, — ответил Оно. — Однако у нас есть сомнения насчёт того, что шестилетний ребёнок способен совершить самоубийство. Вот почему мы и проводим расследование.
— Но, по словам госпожи Игараси, инспектор Тасака проводит следствие в такой манере, будто она сама убила собственного сына.
— Едва ли это так…
— Да, это факт. Она мне только что жаловалась, вся в слезах. Инспектор Тасака вломился к ней в служебное помещение, прямо в студию. Обращался с ней в присутствии репортёров как с преступницей. Как хотите, но это уже перебор!
«Дело дрянь!» — подумал Оно. Действительно, перебор. Ведь дело пока не классифицируется как расследование убийства, и главное управление на это согласия не давало. Это пока как бы «внутреннее расследование». Тут важно не упустить ни одной мелочи. Эмоции эмоциями, но, похоже, Тасака перегнул палку.
Ёсимута, видя, что собеседнику нечего сказать, почувствовал себя увереннее и добавил:
— В актёрском мире легко потерять репутацию — поползут разные слухи, которые буквально могут стоить жизни. И если полиция не будет принимать этого во внимание… Если следствие и в дальнейшем будет занимать такую позицию, мы должны будем в целях самозащиты подать иск на инспектора Тасаку. Так ему и передайте, — с угрозой закончил он.
Когда Ёсимута ушёл, Оно доложил обо всём комиссару и в заключение сказал:
— Хочу съездить в полицейское управление Асакусы.
Комиссар на некоторое время задумался, сложив руки на груди.
— Что, хочешь расспросить там о Тасаке?
— Ну да. У меня там как раз однокашник из полицейской академии в управлении работает. Авось что-нибудь да прояснится. Ведь с какой стороны ни взгляни, Тасака в этом деле ведёт себя странно. Если будет продолжать в том же духе, сам же и пострадает. Это меня беспокоит. Если станет понятна причина, по которой он так себя ведёт, наверное, можно будет ему помочь.
— Ну хорошо, поезжай, — разрешил комиссар.
Оно отправился в Асакусу, шагая по улицам, где таял в лужах снег. На душе у него кошки скребли: ведь он собирался выведывать секреты личной жизни Тасаки. Конечно, у него было достойное оправдание: всё делалось ради самого же Тасаки — но легче на сердце от этого не становилось.