В 1891 году мы переехали с Кабинетской на Загородный проспект, против Технологического института. Тут начинается уже сознательная жизнь твоего папы, хотя ему еще не было трех лет. Гриша целыми днями смотрел в окно на конки, которые от Технологического института шли к Финляндскому вокзалу, и по их номерам научился цифрам. Раз, уже будучи пяти лет, он спросил отца: «Какая самая большая цифра?» Папа был занят и ответил ему кратко: «Миллион». - «А может быть, миллион один?» Я не помню, как мы научились читать, вероятно, по кубикам, но помню, как Гриша, пяти лет, научил няню грамоте по букварю с картинками, причем любимая картинка изображала торговца квасом и под ней была подпись «Федор с квасом». Так букву и называли ученик и ученица. О том, что буква называлась «фита», учитель еще сам не знал. Учила нас по-русски сперва мама, но на Загородном, когда мне было семь лет, стала ко мне приходить учительница, которая со мной проходила курс начальных классов гимназии, и каждую весну я держала при гимназии проверочный экзамен, но поступила лишь в четвертый класс двенадцати лет. Учительницей была Софья Францевна Топольницкая, также окончившая Николаевский сиротский институт, где ее мать, по второму браку Лидия Карловна Макухина, была учительницей. Потом к С. Ф. перешел и Миша. Раз милая С. Ф. куда-то уехала на месяц, и ее заменяла ее мать, которую мы, дети, да и наши друзья и гувернантки недолюбливали. Она мне задала прочесть и рассказать ей какой-то рассказ. Я его прочитала и рассказала, но она нашла, что я плохо выучила, и распекла меня. На другой день я просто забыла приготовить урок и прочла рассказ, когда она уже пришла и разговаривала с мамой. «Вот сегодня хорошо, видно, что ты занималась», - сказала она. Меня это поразило и могло бы заложить семена лжи, но этого не вышло.
Детей рано стали интересовать книги. Папа нам много рассказывал из древней и русской истории. Особенно нас поразила история Леонида при Фермопилах, тезки отца, и тут я примирилась с моим отчеством, которое мне не нравилось. Также мы любили рассказ про геройскую смерть солдата Архипа Осипова. Мне казалось, что это Ахтырский полк, но недавно где-то прочла, что другой. Суть дела в том, что на Кавказе он взорвал с собой пороховой погреб, чтобы он не достался врагу. С тех пор при перекличке и его всегда вызывали, и другой солдат отвечал: «Погиб во славу российского оружия». Не знаю, продолжается ли это до сих пор. Твой дедушка отбывал воинскую повинность вольноопределяющимся в лейб-гвардии Семеновском полку и сохранил связь с полком на всю жизнь и бывал в офицерском собрании на обедах.