- Да ну вас к лешему, Евгений Анатольевич! Я старая баба…
- Я люблю вас, Нина Елизаровна…
- Эй! Эй!.. Вы с ума сошли! - искренне пугается Нина Елизаровна. - У меня мать парализованная, у меня две взрослые дочери от очень разных мужей! Я себе уже давным-давно не принадлежу…
- Но я люблю вас, - тихо повторяет Евгений Анатольевич.
- Вы - псих! Сейчас же прекратите ходить в наш музей! Я смотрю, на вас историко-революционная экспозиция действует разрушительно. Совсем мужик чокнулся! Ну надо же! Террорист какой-то!
Нина Елизаровна видит, как дрожат гвоздики в руках у Евгения Анатольевича, и добавляет:
- Что вы трясетесь, как огородное пугало на ветру? Давайте сейчас же сюда цветы! Если это, конечно, мне, а не какой-нибудь молоденькой профурсетке…
Евгений Анатольевич счастливо протягивает ей цветы.
- И… черт с вами! Приходите ко мне завтра часам к десяти утра. Я завтра работаю во второй половине дня. Хоть накормлю вас нормально. Небось лопаете бог знает где и что попало! Квартира тринадцать…
- Я знаю.
Нина Елизаровна оглядывает Евгения Анатольевича с головы до ног:
- Нет, вы определенно чудовищно подозрительный тип!
Бом-м-м!.. Удар колокола совпадает со звуком открывающейся двери, и в квартиру влетает запыхавшаяся Нина Елизаровна.
- Не волнуйся, мамочка! Сейчас, сейчас! Уже бегу! Сейчас перестелю, обедом тебя накормлю…
Чуть дрогнул правый уголок безжизненного старушечьего рта. Прищурился слегка немигающий правый глаз. Это что, улыбка?.. Над головой у Бабушки покачивается веревка от языка колокола.
Андрей Павлович сидит у окна, лицом к подчиненным ему сотрудникам. На самом большом от него удалении - стол Лиды. Около Лиды стоит ее бывшая сокурсница и лучшая подруга Марина - модная, уверенная, эффектная.
Они разглядывают лежащий на коленях у Лиды «фирменный» пакет с шоколадной девицей в микротрусиках и тоненьком лифчике. А за девицей - зеленые пальмы, желтое солнце, синий океан.
- Гонконг. Дешевка, - презрительно говорит Марина.
- «Дешевка»… Пятьдесят рэ, - грустно шепчет Лида.
- Хороший купальник тянет на двести пятьдесят.
- Это еще что за купальник?
- Гораздо более открытый. Один намек.
- О боже! Кошмар!
- Я дам тебе этот полтинник. Не ной. Отдашь, когда сможешь. Важно в принципе - ехать тебе с ним или нет?
Нина Елизаровна кормит мать обедом.
Еле теплящаяся, неподвижная старуха жадно открывает живую половину рта, и Нина Елизаровна привычно и ловко сует туда то ложку с супчиком, то кусочек куриной котлетки, размятой в кашицу. Одновременно она делает десятки маленьких, незаметных дел - вытирает Бабушке лицо, подкладывает салфетку под щеку, поправляет одеяло, поудобнее подтыкает под головой старухи подушку, сует ей в рот поильник, смахивает с постели крошки…