Неподалеку стоял лучезарный Теодор Алмазов, привычно таращившийся на журналистов с высоты своего двухметрового роста. Журналисты подсовывали Алмазову свои микрофоны, беспрерывно щелкали фотовспышки, отовсюду пялились красные глаза камер. Блестящий костюм Теодора затмевал даже блеск софитов. Томно обмахивая платочком потный лоб, Алмазов что-то снисходительно бубнил в услужливо подставленные микрофоны. В толпе журналистов Дима увидел Егора, протягивавшего в вытянутой к Алмазову руке диктофон.
Дима фыркнул.
Так протягивают кость собаке, которая сидит на цепи, длину которой ты не знаешь. И если сейчас Алмазов вцепится Егору в горло, это станет гвоздем программы!..
Егор что-то сказал Алмазову, тот налился кровью, как помидор, и ответил с возрастающей экспрессией. Егор, видимо, не остался в долгу. Алмазов тоже. Журналисты радостно сомкнули ряды и направили телекамеры и фотоаппараты на брызжущего слюной Теодора. Алмазов начал нервно сучить ногами сорок шестого размера и что-то кричать, указывая в сторону выхода. Но фотовспышки быстро привели его в себя. Спустя минуту он снова улыбался. Только взгляд остался недобрым, белки глаз налились кровью…
Бармен поставил рядом с Димой пузатый бокал с коньяком и постучал пальцем по неровно оторванной бумажке, где шариковой ручкой была написана запредельная за рюмку коньяка сумма. Отступать было некуда. Дима вытащил тощий кошелек из дешевой синтетики, достал деньги и сунул их бармену. Тот презрительно скривил губы и отошел к поджидавшим его клиентам.
– Пьешь? – выдохнул прямо Диме в ухо Егор, подкравшийся незаметно, как мышь, и уселся рядом, скрестив ноги в обтягивающих кожаных штанах.
– Пью, – кивнул Дима.
Говорить было тяжело. Музыка оглушала, бухая в перепонках так, что вместе с воющими колонками бухало сердце, а в голове колотились неистовствующие барабаны. Егор махнул рукой бармену.
– Лёнчик, кофе, черный, с сахаром, – прокричал он, взявшись за мочку уха бармена. Бармен кивнул головой так интенсивно, что едва не остался без уха.
«Ишь ты, – подумал Дима. – Уже и бармен с ним знаком…»
– Как тебе Алмазов? – прокричал он другу. – Взял интервью?
– Взял, – отмахнулся Егор. – А вообще, он – козел.
– Почему?
– По кочану! Дома расскажу.
На эстраде появилась девица с волосами, выкрашенными в голубой и розовый цвета. Влад Голицын, получив свою долю аплодисментов, раскланялся и удалился, чтобы через пару минут появиться рядом с Люксенштейном. Продюсер был недоволен, Влад хмур. Кантридзе молча пил водку. Егор пил кофе и просматривал в цифровом фотоаппарате снимки, хмуря брови и чертыхаясь.