— Насчет лодки не знаю. Ты вот помянул напарника… Все хотел тебя спросить: узнал его?
— Узнал…
— Поразил ты его сегодня — лихо «отработал» с этими полицейскими!
— Вот об этом я и хотел с тобой поговорить.
— О чем «об этом»? — оторвал взгляд от дороги и удивленно посмотрел на меня Иван.
— Как раз на тему нашей совместной «работы» — чтобы у тебя не было никаких иллюзий по поводу наших дальнейших взаимоотношений. Честно признаюсь: ты меня крепко подцепил на крючок — матерью, сыном, доказательствами по убийству Круминьша…
— Кстати, ты так и не сказал, за что его убил.
— Неважно! — отрезал я. — Важно другое: твои условия я выполнил, дружка твоего из города вывез — можно сказать, обоих вас спас! Теперь мы квиты! А дальше — как в песне: «…И разошлись они, как в море корабли!» Это про нас с тобой. Больше ко мне не цепляйся, не то можешь и обжечься!
— Странно… Мне показалось…
— Что показалось?! Что под влиянием побед Красной Армии, которые, конечно же, стали возможны только благодаря мудрому руководству Коммунистической партии и лично товарища Сталина, я начал перекрашиваться в ваш красный цвет?!
— Ты товарища Сталина не трогай, партию тоже! — с неожиданной злостью оборвал меня Дубовцев. — Да ты понимаешь…
— Это ты ни черта не понимаешь! — перебил я его, повысив голос. — Поэтому слушай внимательно: я как был, так и останусь идейным противником вашего «коммунистического колхозного рая»! Перекрашиваться не собираюсь!
Последнюю фразу я почти прокричал в приступе вдруг охватившего меня крайнего раздражения. А может, просто устал и сдали нервы?
Дубовцев почувствовал мое взвинченное состояние и дипломатично промолчал. Минут десять мы ехали, не произнося ни слова. А потом он негромко спросил:
— Почему же ты нам помог? Мог ведь спокойно застрелить не тех полицаев, а меня с напарником. И наши бы ничего не узнали — списали бы все на перестрелку с полицией — ты вроде как ни при чем!
Я промолчал, а Иван все никак не мог успокоиться:
— Нет, ты все же объясни! Момент для тебя был удобный — лучше не придумаешь. Сам сказал: остаюсь идейным врагом. Ничего не понимаю!
— Я тоже до последнего времени не понимал…
— Чего не понимал?
— Вот ты заявил: не трогай Сталина, партию… А скажи, Иван, как на исповеди — ты что, в самом деле веришь, что ваша партия, коммунизм, Ленин — Сталин — все это свято и на веки вечные неотделимо от России?
— Конечно! А как же иначе?!
— И я так думал: поставил знак равенства между страной и большевиками — объявил войну сталинской России! Три года крови, грязи, душевных мук — все это я должен был пройти, чтобы понять одну простую истину: Родина, Россия — она должна быть для нас выше всяких там царей, вождей, режимов и партий — выше вашего пресловутого коммунистического будущего!