Полынин также не видел, что творится вокруг. Его разум и тело обессилели. Ощущение реальности, вернувшееся к нему на короткое время, вновь ускользало, и он был рад этому. Полузабытье дарило облегчение, отстраненность, но до полной потери сознания не доходило — что-то постоянно удерживало разум на зыбкой грани реальности, не позволяя ему погрузиться в пучину беспамятства.
Антон так и не понял, в какой миг это нечто обнаружило себя — просто среди его больных мыслей возникла еще одна:
«Здравствуй, человек…»
Это был голос, родившийся в голове, и поначалу Антон воспринял его как часть собственного бреда, потом, секунду или две спустя, запоздало оценил эту реплику и…
Тишина.
Звонкая тишина наступила вокруг: исчез звук назойливой капели, исчезло все, что могло помешать его сознанию сосредоточиться.
Исчезла боль, а вместе с ней ушел страх.
«Это душа отделилась от тела, или как?..»
Среди гробовой ненатуральной тишины вдруг раздался громыхающий перестук, похожий на давно позабытое впечатление детства: маленький мальчик, по имени Антон, идет по асфальтированной дорожке парка и тянет за собой огромный пластмассовый самосвал, колеса которого издают характерный, ни с чем не сравнимый звук.
Затем он услышал скрип отодвигаемого засова, визг петель, и на пол камеры упала косая полоса неяркого желтоватого света.
Еда…
По бетонному полу проскрежетала тарелка.
Принесший ее был человеком, но отчего-то очень низким, похожим на карлика.
Мир по-прежнему окутывало облако нереальности, будто кто-то посторонний удерживал в стороне все лишние проявления сущего — оставался только обессилевший Антон, чашка на шероховатом бетонном полу, косой луч света, а в нем человек, который принес еду: калека, у которого отсутствовали нижние части обеих ног по самые колени!.. Он передвигался на доске, к которой были приделаны четыре колесика, изготовленных из обыкновенных подшипников, вынутых из какого-то механизма, — это они издавали тот самый скрежещущий звук, породивший воспоминание далекого детства… Его лицо, обросшее бородой, в которой клочьями пробивалась седина, в первый миг показалось Полынину незнакомым, но, приглядевшись, он понял — это Паша… Изможденный, отрастивший бороду, худой, как скелет, Паша Морок!..
Рот Антона раскрылся в немом крике, но та же сила, что удерживала реальность в полуматериальном состоянии, не позволила ему закричать, и вместо того, чтобы растратить остатки сил на бесполезный рывок и крик, Полынин остался лежать на холодном полу, слушая вновь возникший в его голове голос:
«Это не тут… Ты узнал его, но это не тут… На соседнем астероиде…»