— Но откуда? Из пупка?
— Пониже чуть-чуть.
— Откуда пониже?
Лизи избегала моего настойчивого взгляда.
— Через маленькую потайную дверь, фройляйн Минка. Она у вас еще наглухо заперта. Вы еще слишком молоды.
— А потом дверь увеличится до таких размеров, что через нее пройдет весь младенец? Не рассказывай мне сказки. Ты все это выдумала, чтобы напугать меня.
— Ничего я не выдумала.
— Если не выдумала, докажи.
— А то, что женщины во время родов помирают, не доказывает это? — громко и ясно выговорила Лизи.
Вот оно что! Я поежилась, запахнув потуже свой халатик. Так, значит, женщины умирают не от того, что радуются появлению ребенка, как я всегда думала, а от того, что не раскрылась эта проклятая дверца, где бы она там ни находилась.
— Это самая большая тайна на свете! — настоятельно продолжала Лизи. — Во время родов некоторые истекают кровью. Или ребенок не может выйти. Иногда это продолжается несколько дней, могут произойти страшные вещи, иногда ребенка приходится вынимать большими щипцами, и это все очень-очень больно! Поэтому в ваших кругах молодым девушкам перед свадьбой ничего не говорят, ни о чем не предупреждают, а то никто бы и замуж не выходил.
— А взрослые знают это?
Лизи утвердительно кивнула.
— Взрослые знают.
— А прислуга знает?
— Прислуга тоже знает.
— А моя тетушка Юлиана?
— Фрау Танцер? Еще как знает!
Я замолчала. Уважение к тетке выросло еще больше.
— А у леди Маргиты есть дети? — спросила я.
— Нет, у нее нет, — быстро ответила Лизи.
— У нее с английским лордом был платонический брак?
Лизи с удивлением посмотрела на меня.
— Откуда вы знаете такие вещи?
— Я давно это знала.
— Нет, у нее был совершенно нормальный брак. Но она никогда не хотела иметь большую семью, а лорду не хватало темперамента. Он был немножко не от мира сего…
— А махараджа?
— Он — от мира сего! Он наверняка не дает ей ни минуты покоя. Но в письме об индийском ребенке ничего не говорилось. Она, наверное, счастлива.
«Так, — подумала я про себя. — Значит, можно быть счастливой, и при этом не каждый раз в чреве начинает расти младенец».
Только теперь наконец я поняла, почему у некоторых женщин, чаще всего у бедных, так много детей — десять, двенадцать и даже шестнадцать. Я ломала себе голову над вопросом, зачем им так много детей? Теперь мне стало ясно как день: они не могут сами решать, сколько их будет.
Я надеялась, что теперь меня ждет самое страшное открытие о рождении ребенка. Ведь что может быть страшнее, чем тащить крупного младенца из чрева матери с помощью щипцов? Только «это самое». «Это самое» должно быть ужаснее всего на свете, иначе Лизи сказала бы мне.