Люди плясали на улицах Парижа, на площадях Нью-Йорка и Лондона. Человечество праздновало окончание самой страшной войны, какую оно знало. Наконец-то фашизм был разбит.
Гул ликования доносился сквозь зеркальные окна в комнату, где находились Черчилль и Роджерс.
Черчилль опустил круглую, поросшую старческим пухом голову на грудь. Он мрачен, почти подавлен.
— Мне непонятно ваше мрачное настроение, сэр, — удивленно произнес Роджерс. — Все-таки мы выиграли эту войну.
Голова Черчилля медленно закачалась.
— Не мы выиграли эту войну, — глухо сказал он, — а русские. Мы плохо воевали. Мы по открытым дорогам тащились по десяти миль в сутки. Мы ждали, когда нам подвезут коньяк и публичные дома.
— Мы всегда плохо воюем и всегда выигрываем войны, — спокойно сказал Роджерс.
Черчилль покачал головой:
— Но не на этот раз. Россия должна была исчезнуть, уничтожиться в результате этой войны. Она уже истекала кровью, но не рухнула, а стала сильнее, чем когда-либо. И это не все. Балканы поняли, что могут обойтись без нас. И это еще не все… Мне страшно подумать о Китае, о Бирме, об Индии…
— Что вы, сэр?
Черчилль воткнул в рот сигару и начал ожесточенно жевать ее:
— Плохая война! Плохой, неудачный мир!
За окнами кабинета бушевало человеческое море. Несмотря на толщину стен, выкрики проникали в комнату.
Тысячи голосов произносили одно слово: «мир».
— И несмотря ни на что, — в голосе Черчилля слышалась злоба, — мы должны итти дальше. Нам некуда отступать. Россия должна быть сметена с лица земли. Нам нужна новая война. — Он стукнул кулаком по столу.
— Вот теперь я узнаю вас, сэр, — улыбнулся Роджерс.
— И я буду призывать к новой войне, пока жив!
— Эту войну будет трудно начать, сэр.
— И еще труднее кончить ее… — с горечью ответил Черчилль. — Я не питаю никаких иллюзий. Это будет страшная война. Я боюсь ее. Но мы обязаны толкнуть этот камень с горы…
Взрыв голосов за окнами дома заставил Черчилля умолкнуть. Его взгляд выражал злобу и ненависть. Он медленно встал с кресла и подошел к окну. Английские, американские солдаты тонули в толпе мужчин, женщин и детей. Тысячи голосов неустанно повторяли:
— Да здравствует мир! Да здравствуют герои Сталинграда!
— Да здравствуют победители фашизма! — радостно кричали простые англичане, празднуя победу.
Показывая на ликующий народ, Роджерс сказал:
— Если нам не помешают, сэр.
— Да… если нам не помешают, — погрозил кулаком в окно Черчилль.
И такая же могучая толпа на улицах Нью-Йорка. Сейчас хозяева города — простые люди.
Большая закрытая машина, поминутно останавливаясь, с трудом пробирается сквозь толпу по улицам Нью-Йорка.