В это время дверь из комнаты Евы Браун открывается, и она выходит под руку с Гитлером; оба со свечами в руках. За ними, чинно шествуют Борман и Геббельс.
Генералы дремлют.
Гитлер осторожно переступает через ноги Кребса и Вейдлинга. Ева Браун сердито ударяет генералов перчатками по плечам.
Вскочив, они поздравляют новобрачных. Садятся за стол.
Гитлер сразу заговорил:
— Я принял решение покинуть вас. В данный момент Германия должна иметь руки свободными. — И Гитлер поднимает бокал.
— За здоровье новобрачных! — провозглашает Геббельс.
Затем наступает молчание. Гитлер погас. Он безучастно глядит перед собой пустыми глазами и машинально крутит шарики из хлеба. Иной раз рука его безотчетно пытается расставить их на тарелке в виде треугольников и ромбов.
Ева Браун обращается к адъютанту:
— Мой дорогой Линге, я не вижу нашего доктора…
Линге показывает жестом, что тот покинул бункер.
— Он ничего не оставил для нас?
— Оставил, фрау Ева, — отвечает Линге и подает ей коробочку.
Ева осторожно раскрывает ее. Там шесть ампул.
— Это надежно? — спрашивает она.
Линге пожимает плечами. Тогда Браун закатывает ампулу в бутерброд и дает Блонди. Собака тотчас падает мертвой.
— Хорошо, это надежное средство, — говорит Браун.
Все молча соглашаются. Они сидят, жуют и не глядят друг на друга. На их лицах безнадежность.
Бункер вздрагивает, свет медленно гаснет.
Перед полковником Зинченко в подвале дома на Королевской площади стоят сержант Егоров, младший сержант Кантария и старший сержант Иванов.
Полковник Зинченко держит в руках большое красное знамя, он взволнован.
— Дорогие товарищи! — говорит он, запинаясь от волнения. — Нам доверена великая честь — водрузить по приказу товарища Сталина знамя Победы над Берлином. От имени Родины я поручаю это знамя вам.
Кусок стены в это время треснул от немецкого снаряда и обвалился, осколки кирпичей разлетаются по комнате, и все трое бросаются к знамени.
— Идите, сынки… И… чтоб все в порядке… — говорит полковник.
Егоров принимает знамя. Полковник обнимает и целует всех троих. Все подходят к знамени, целуют край его. Кантария и Егоров, поцеловав знамя, сворачивают его, покрывают чехлом.
— Сердце мое с вами, — говорит Зинченко и кивает на рейхстаг. — Там увидимся.
Стрелки пулей вылетают из дома и, пригибаясь, бегут к площади.
Генерал-полковник Чуйков вздремнул, сидя за своим рабочим столом в пустом, полуразбитом доме. Накинутая на плечи шинель свалилась на пол, в разбитое окно дует ветер.
На закусочном столике дребезжат стаканы и чашки, будто комната на колесах и ее то и дело бросает по ухабам.