Обстоятельства складывались для них неблагоприятно. Именно этим и объяснялось то, что сейчас собрались вместе три человека, очень редко встречавшиеся в последнее время. Они ненавидели друг друга. Теперь, связанные одной цепью преступлений, они сидели в кабинете Бормана, запершись, говоря тихими голосами.
— Дело плохо, — Борман смотрит поочередно на Гиммлера и Кальтенбруннера. — Не стоит скрывать: русское наступление катастрофично… Мы проиграли. Пора подумать о нашем будущем.
Кальтенбруннер вскакивает:
— Кое-кто понял это давно, — он яростно смотрит на Гиммлера, — и пытается спасти шкуру в одиночку!
Гиммлер молчит. Его лицо ничего не выражает. Маленькая рука снимает пенсне и тщательно его протирает. Молчит и Борман. Он сидит в кресле, наклонив голову. Вывороченные ноздри вздрагивают, под торчащими скулами перекатываются желваки. Когда он поднимает голову, выражение жестокости и хитрости на его лице становится еще отчетливее.
— Спокойно, спокойно, — говорит он. — Не нужно ссориться, ведь мы все здесь друзья! — Он пристально смотрит на Гиммлера. — Генрих не зря возится с этими американцами. Сейчас он расскажет нам все. Не правда ли, Генрих?
— Не понимаю, о чем идет речь! — В голосе Гиммлера звучит недоумение. — Какие американцы?
— Те самые американцы, — Кальтенбруннер охрип от волнения, — с которыми ты договорился об открытии Западного фронта.
— Первый раз слышу, — Гиммлер пожимает плачами. — Разве Западный фронт открыт?
Во взгляде и голосе Кальтенбруннера издевательство:
— Разумеется, ты, как всегда, в стороне. В крайнем случае, изменником и предателем окажется один Рундштедт!
Гиммлер резко поворачивается к Кальтенбруннеру:
— Как?..
Борман снимает трубку мегафона:
— Генерал-майор Шитте здесь?
— Уже больше часа, господин рейхслейтер, — почтительно отвечает сидящий в его приемной адъютант.
Борман продолжает улыбаться.
— Очень нервничает? — спрашивает он.
— Колоссально, господин рейхслейтер, — отвечает адъютант.
— Попросите его сюда.
— Слушаюсь!
Вниз по бетонной лестнице спускается генерал-майор Шитте.
Шитте крайне взволнован. Его лицо с крупным картофелеобразным носом и обвислыми щеками дергается от нервного тика. Он рывком открывает дверь в кабинет Бормана.
— Хайль Гитлер! — хрипло выкрикивает генерал, входя в кабинет.
— Хайль! — хором отвечают Гиммлер, Кальтенбруннер и Борман.
Борман протягивает Шитте бокал можжевеловой водки.
— Пей, пей, дорогой. Ты чем-то взволнован? Говори откровенно.
Шитте ставит бокал на стол:
— На фронте происходит предательство!
— Что ты! Опомнись, — успокаивающе говорит Борман.