— Как оружие? Против своих? — вскинулся Бадаев.
— Что значит против своих? — сурово воззрился на него Суркевич. — Речь идет о тех, кто в боевой обстановке откажется выполнять распоряжения, проявит трусость или попытается бежать. Считать таких дезертирами и предателями, расстреливать на месте. Без жалости…
— Это приказ командования? — опережая Павла, сухо уточнил Курбатов.
— Пока неофициальный. Он вступит в действие с того момента, как батальон получит боевой приказ и станет считаться находящимся в боевой обстановке. Применение оружия включается в понятие «любой ценой». Лично я буду пользоваться этим правом, невзирая на личности.
Заключительные слова прозвучали предупреждением.
— А ведь это он в наш огород камушек запустил, насчет личностей-то, — призадумался Бадаев, когда четверо взводных возвращались в подразделения. — Птенец птенцом, а коготки кажет: смотрите, дескать, в случае чего не пожалею и вас.
Высказывание Бадаева не было откровением для остальных. Последняя реплика Суркевича нанесла чувствительный укол каждому.
— А ты думал, если взводный, то — цаца? — вспылил Курбатов. — Еще как шлепнет, за милую душу.
— Да бросьте вы, ребята! Чепуха все это, — возразил Акимов. — Нагнал на него комбат страху за Колычева, он и не соображает с перепугу, что мелет… Без толку нас на испуг брать. Все четверо крещеные-перекрещеные, знаем, под чем ходим. И остальные что к чему понимают. А если и драпанула какая сволочь — туда и дорога. Сам себе приговор подписал. Стоит из-за одного подонка переполох поднимать!..
— Так-то оно так, — согласился Бадаев. — Только не завидую я тому, кто ему под горячую руку попадется. Чует мое сердце — птенец с характером. Видал я таких в бою, знаю. Хлипкий, хлипкий, а упрется — пиши пропало. Не дрогнет рука, если понадобится «освободить» кое-кого от судимости в связи со смертью при защите Родины…
— Вот именно. Допишут после боя в общую кучу потерь, и вся недолга, — желчно подтвердил Курбатов.
* * *
Следующий день выдался дождливым. С утра так развезло, что даже в наряд на полевую кухню, куда за благо попасть почитали, добровольцев не нашлось. Пришлось выделять приказным порядком.
После поверки собрал всех вокруг печи. Сначала ознакомить с очередной сводкой Совинформбюро. Читать поручил Рушечкину. Что ни говори, а голос у него внушительный, величавый, под Левитана работает. Потом, отложив газету, приступил к главному:
— Вчера у нас с ротным состоялся неприятный разговор. Скоро в бой, а у командования батальона возникли серьезные сомнения насчет нашего взвода. Может, и еще кто, как Тихарь, о дезертирстве подумывает?..