Вернулся довольный. Потряс в воздухе одолженными на срок часами.
— Держи, взводный. До утра тебе свой будильник их сержант дает. Хоть и немецкая штамповка, но все не по звездам гадать будешь.
Блиндажи оказались тесноватыми. Мест в них от силы человек на двадцать. С трудом разместились. Укладывались спать на боку, впритирку один к другому, ворчали. Но как бы там ни было, а позднее время давало о себе знать — стали засыпать.
Не шел сон только к Яффе. Впервые остался он один, без дружков. Причем они отринули его сами. Карзубый с Борей Рыжим устроились в другом блиндаже, с Яффой у них было кончено. Оказавшись чужим среди своих и не став своим для чужих, он мучительно размышлял, как быть дальше.
* * *
Поднявшись в шесть часов, Павел выбрался в траншею, дошел до Шведова. Фашисты, видимо, не догадывались о переменах, происшедших у них под носом. Было тихо. Лишь на участке соседней роты вяло постреливали. Такие ленивые перестрелки почему-то всегда по утрам завязываются. Будто прощупывают друг друга очередями: «Не спишь?» — «Нет». — «И я тоже не сплю». — «Ну и добро!»
Погода тоже благоприятствовала штрафникам. Туман такой плотный выстелился, что в пяти шагах человека не разглядеть. Перекурили втихомолку, и Павел направился к соседям-связистам вернуть часы. У них узнал о причинах ночной заварухи на фланге. Оказывается, стрелки проводили разведку боем, чтобы уточнить расположение вражеских огневых точек и тем самым облегчить штрафникам задачу в предстоящем бою. Рассчитывали взять «языка», но не смогли.
Вернулся в блиндаж, а там Кусков, едва прикорнув после дежурства, зубы скалит, Рушечкина допекает:
— Ну что, каптенармус, гляжу, оживел ты? А я за тебя извелся вчера-то. Как бы, думаю, в овраге тебя кондрашка не хватил. Хе-хе-хе!..
Бывший интендант и впрямь заметно приободрился. На передовой, которой он панически боялся, наслышавшись о ней всяких ужасов, к вящему удивлению, не только с ним, но и вообще ни с кем из солдат ничего не случилось, и он воспрянул духом. Даже ответил на подначку Кускова:
— Говорили — передовая, передовая! Жили до нас здесь люди, и что? Пока шли, я ведь примечал: всего два снаряда около траншеи разорвались, а остальные мимо прошли. В тылу и то, как налетят, обязательно кого-нибудь накроют. А тут нет. Разговоров больше…
— Ну, дает интендант! Уморил так уморил! Настоящая передовая, Рушечкин, для нас начнется, когда немчура пронюхает, что мы сюда пришли. Вот тогда, будь уверен, угостят так угостят — из всех видов!.. Так всыплют, что закукарекаешь!..
— Слышь, Бачунский! Много у тебя еще таких героистых в отделении-то?