Осознав, что, пока он будет учиться торговать землей, семья наша сводить концы с концами не сможет, даже при его армейской пенсии в двести восемьдесят долларов и жалованье, которое мать получала в школе Форт-Шо, отец приступил к поискам нового покупателя индейской говядины, для которого он смог бы стать посредником. Возможностей такого рода в Грейт-Фолсе было не много. Больница «Колумбус». Отель «Рэйнбоу», в котором отец никого не знал. Один-два клуба с мясными ресторанами — об этих он знать мог, но за ними присматривала полиция, поскольку там велась незаконная карточная игра. И внимание отца привлекла «Великая северная железная дорога», пассажирский поезд которой, «Западная звезда», проходил через Грейт-Фолс по пути в Сиэтл, а спустя два дня проходил снова, возвращаясь в Чикаго. Его вагону-ресторану постоянно требовались первоклассные продукты, в какую бы сторону поезд ни шел. Отец считал, что сможет стать поставщиком говядины высшего сорта — опять-таки с помощью индейцев из-под Хавра. Кто-то рассказал ему о бывшем летчике, продававшем уток, диких гусей и оленину (добывалось все незаконно) негру, служившему метрдотелем в вагоне-ресторане. Отец нанес ему визит (съездил в Блэк-Игл, где жил негр) и предложил покупать у него (у отца) говядину, которую станут поставлять индейцы, названные им его «компаньонами».
Негр — Спенсер Дигби, так его звали — предложение принял. Он уже не один год участвовал в подобных махинациях и ничего не боялся. Похоже, железная дорога не так уж и сильно отличалась от Военно-воздушных сил. Помню, как-то под вечер отец пришел домой очень веселым и сказал маме, что ему удалось создать «независимое деловое партнерство» с «железнодорожниками», которое будет давать нам хороший доход, пока он изучает тонкости землепродажи. Жизнь нашу и благосостояние это навсегда не изменит, но все же мы будем чувствовать себя увереннее, чем чувствовали с тех пор, как он покинул авиабазу.
Не помню, что ответила ему мама. В своей «хронике» она написала, что подумывала на время разойтись с отцом и перебраться вместе со мной и Бернер в штат Вашингтон. Когда он подробно изложил ей свой план продажи ворованного мяса «Великой северной» (который его, по-видимому, нисколько не смущал), мама, по ее словам, высказалась против, сразу же начала «ужасно тревожиться» и решила — поскольку, казалось ей, все в жизни ее семьи разлаживается — уехать вместе с нами как можно скорее. Но не уехала.
Что она думала на самом деле, я, разумеется, не знаю. Наша мать — молодая (ей было тридцать четыре года) образованная женщина со строгими принципами — не считала, что у нее может быть что-либо общее с мелкими жуликами, тут нечего и сомневаться. Вполне вероятно, что она и не знала ничего о махинациях отца на авиабазе, поскольку он каждое утро отправлялся туда, как на самую обычную работу, только требовавшую носить синий мундир. Он мог и не рассказать ей о том, что там творится, иначе она воспротивилась бы этому уже тогда, а отец знал, что положение жены военного летчика и без того разочаровывает ее все сильнее и сильнее.