— Секреты — штука хорошая, — сказал он, застегивая молнию. — А тут у нас есть где спрятаться.
Из пшеницы просачивались к свету фар комары и москиты. Некоторые залетали ко мне, в открытую кабину. Потом в свете быстро полыхнуло чье-то крыло, взвилось вверх и исчезло. Ястреб или сова, привлеченная насекомыми. И сердце у меня забилось еще пуще. Чарли ничего не заметил.
— Ты про А-Эр что-нибудь знаешь?
Он все еще стоял на дороге, вглядываясь в темноту над конусом света. Я решил, что он подразумевает брата Милдред.
— Милдред сказала, что он ее брат.
Не думаю, что Чарли меня услышал.
Он пошаркал черными резиновыми сапогами по гравию.
— Тебе он покажется странным. — Судя по всему, Чарли пытался понять, что ему делать дальше. — Как нам тебя называть?
— Делл, — ответил я.
— Сколько тебе лет, Делл?
Я знал, что означает этот вопрос.
— Пятнадцать, — сказал я. — Почти шестнадцать.
Чарли вернулся к дверце, забрался на водительское место, принеся с собой все тот же животный запах.
— Ты одинок?
Зарокотал, включаясь, мотор. Потускневшие было фары засветились поярче.
— Я скучаю по родителям, — ответил я. — И по сестре.
— А она-то куда подевалась? В сиротский дом подалась? — Чарли захлопнул дверцу, поднял стекло в ее окне. Комары вились вокруг нас.
— Сбежала, — сказал я.
— И правильно сделала. — Он помолчал, держа ладони на руле. — Ты ведь ничего не умеешь, верно?
— Не умею, — признал я.
— Ладно. Что ты от меня хочешь услышать?
— Почему меня вообще сюда привезли? — Я опять говорил только то, что думал, как с Милдред.
Существо, минуту назад мелькнувшее в свете фар, вернулось во всей его красе. Сова — изогнутое белое лицо, раскинутые крылья, острые, скребущие гравий когти, глаза внимательно вглядывались во что-то за пределами света. Затем она исчезла. Я никогда не видел сов, только слышал их по ночам из моей комнаты в Грейт-Фолсе. Но узнал ее. А Чарли, похоже, опять ничего не заметил.
— А-Эр — человек со странностями. Американец, — сказал он. — Давно уже здесь живет. Может, соскучился по компании. Не знаю. Дай-ка мне руку.
Его на редкость большая, грубая, жесткая ладонь нашла мою, взяла ее и раза четыре-пять-шесть стиснула в быстрой последовательности. Ладонь была шершавой, как брезентовые штаны Чарли, толстой, короткопалой, с тупыми ногтями. Я попытался отдернуть руку, однако он удержал ее, стиснув еще сильнее.
— Что, попыталась эта старая нянька тебя поиметь? — поинтересовался он, собираясь, похоже, посмеяться.
Я не мог взглянуть на него. И сказал:
— Нет.
— А ведь хотелось ей. Я заметил. Ей и меня хотелось. Мы могли бы уделать ее на пару. Так вот, не позволяй этого никому. Подожди, пока не встретишь хорошую девушку. Я-то слишком рано всему научился. Ну и вот он я.