— Да как тебе сказать, — ответил он. — Живи сколько захочешь.
Он надел шляпу. Уезжать собрался. К полям ее был приделан кожаный ремешок, Артур Ремлингер затянул его у себя под подбородком. И весь облик его мгновенно изменился — стал слегка глуповатым.
— Вдруг тебе здесь понравится. Ты сможешь узнать что-то новое.
— Скорее всего, не понравится, — сказал я. Заявление это было грубым и неблагодарным, но искренним.
— Ну, тогда ты, наверное, отыщешь способ выбраться отсюда, — сказал он. — Это станет твоей целью.
Он повернулся и пошел к «бьюику».
— Я очень доволен тем, что ты появился здесь, Делл. Скоро увидимся. — Он говорил не оборачиваясь ко мне. — Чарли расскажет тебе о твоей работе.
— Ладно, — ответил я. И, не уверенный, что он меня услышал, повторил: — Ладно.
И это все о моем знакомстве с Артуром Ремлингером. Как я уже сказал, события, меняющие всю нашу жизнь, могут такими и не казаться.
«Хроника преступления, совершенного слабым человеком» писалась нашей матерью так, точно мы с Бернер сидели с ней рядом и сразу прочитывали переносимые ею на бумагу мысли; были ее конфидентами, которым эти мысли могли сослужить хорошую службу. В «хронике» звучит подлинный ее голос, тот, которого дети никогда не слышат, — голос, каким она рассказывала бы о себе, если б смогла, выражая себя полностью, без ограничений, ею же жизни и навязанных. То же самое верно и в отношении любых родителей и их детей. Каждый из них знает другого только отчасти. Мама провела в тюрьме Северной Дакоты недолгое время. И всякий сказал бы — правда это или нет, — что, записывая приведенное ниже, она уже начала надламываться.
Дорогие мои.
Сейчас вы уже пересекли границу между двумя странами, а это, сами знаете, совсем не то что перейти улицу. Вы начинаете жизнь заново, хотя, разумеется, того, что можно назвать совершенно новым началом, не существует. [По-видимому, она и Милдред обсуждали эту тему.] Оно — всего лишь старое начало при свете новой лампы. Я в этом хорошо разбираюсь. И все же в Канаде у вас обоих появятся новые возможности, а позор, которым покрыли вас я и ваш отец, лежать на вас больше не будет. Никто там не станет любопытствовать, откуда приехали вы и что наделали мы. Вы не будете бросаться в глаза. Я никогда не была в этой стране, но, думаю, она очень сильно похожа на США. И это хорошо.
Я помню Ниагарский водопад, помню, как вглядывалась в то, что лежит за ним, когда была там девочкой вместе с родителями. Вы видели нашу фотографию. Чем бы ни было то, что разобщает людей, водопад старательно это подчеркивает (во всяком случае, для меня). Знаете, мы не умеем достаточно тщательно разделять вещи, которые выглядят схожими, но остаются различными. Постарайтесь всегда делать это. Ну ладно. У вас еще будут тысячи утр, чтобы обдумать мои слова. Ты уже видишь мир в его противоположностях, Делл. Ты сам мне так говорил. В этом твоя сила. А ты, Бернер, питаешь пристрастие к уникальному, значит, и у тебя все сложится хорошо. Мой отец пересек после Польши, прежде чем добраться до Такомы, немало границ. И всегда черпал силу в настоящем. Это я знаю наверняка.