— Если ложь способна продержаться всю твою жизнь, то… — он выпятил подбородок, — в чем же тогда разница между ложью и правдой? Я ее не усматриваю.
Он снова взглянул на меня. Ему требовалось мое согласие. Лицо Ремлингера было почти неразличимым в тени, отбрасываемой полями его фетровой шляпы.
Ехали мы медленнее обычного. Походило на то, что ему требовалось не столько попасть в Партро, сколько поговорить.
— Оставить все в прошлом человек не в состоянии, — продолжал Артур. — Когда-то я думал, что это возможно. На самом деле пересечение границы ничего не меняет. Ты мог бы с таким же успехом вернуться назад. Конечно, я наделал ошибок. Мы оба их наделали.
Этого я не понял. Наверное, какие-то ошибки я совершал, — вот и отец мой говорил: «Человек нарывается на неприятности так же легко, как взлетают вверх искры костра». Но я не мог припомнить ни одной моей ошибки, о которой знал бы Ремлингер. И едва не сказал: «Ошибок, известных вам, я не делал». Однако воздержался — препираться с ним мне не хотелось.
— Неприятно, конечно, думать, что здесь-то мне умереть и придется, — сказал он. — Уж ты мне поверь.
Говорил он по-прежнему ораторским тоном.
— Вот спроси себя: «Зачем я живу? Только затем, чтобы состариться и умереть?»
— Не знаю, — сказал я.
Мы проехали мимо пары застывших на обочине олених, их шкуры и морды блеснули за пеленой летевшего по ветру снега. Они даже не шелохнулись, словно и не увидев «бьюика» и не услышав его. Ремлингер продолжал напряженно размышлять о чем-то, — я еще не видел его таким и потому задумался о том, что он сейчас чувствует. О том, что могут чувствовать другие люди, я, как правило, не думал, исключение составляла лишь Бернер, однако она и сама все мне рассказывала. Об американцах Ремлингер, с тех пор как мы сели в машину, не упомянул ни словом. Как будто встреча с ними никакого значения не имела, а стало быть, и разговаривать о ней не стоило.
Он взглянул на меня еще раз, ведя машину сквозь метель.
— Ты ведь тайный агент, не правда ли? — Мне показалось, что он вот-вот улыбнется под своей шляпой, он не улыбнулся. — Ты об этом не говоришь, но так оно и есть.
— Я говорю, — ответил я. — Просто никто меня ни о чем не спрашивает.
— Попугаи тоже говорят — хотя бы от отчаяния, — сообщил он. — И ты говоришь по этой причине? Ты мне интересен. И знаешь это, ведь так?
— Да, сэр, — согласился я, хоть и не понимал, что такое «тайный агент».
— Ну так вот, — он откинулся назад, распрямил руки и покрепче сжал руль, — возможно, ты услышишь сегодня — там, куда мы едем, — слова, которые тебя удивят. Эти двое могут заявить, что я сделал то, чего я не делал. Понимаешь? Наверное, такое и с тобой случалось. Кто-то решал, будто ты сделал нечто такое, чего ты не делал. Ничего не попишешь, тайным агентам приходится мириться с этим. Я и сам из их числа.