Маневрировать в глубоком снегу танки не имели никакой возможности.
– Огонь! Всем танкам открыть огонь! – приказал гвардии капитан. Николай развернул башню и ударил из пушки по тому самому пригорку на левом фланге.
Оглушительно грохнула 76-миллиметровая пушка, затвор выплюнул дымящуюся гильзу.
– Снаряд!
– Есть снаряд! – заряжающий уже вбросил очередной «подарок фрицам» и закрыл затвор.
– Огонь!
На гребне сверкнула вспышка и взвился фонтан снега и мерзлой земли. По этой же цели сосредоточили стрельбу и остальные уцелевшие танки. Холм заволокло снежной пылью, в которой время от времени сверкали огненные сполохи.
Можно было представить, что там сейчас творится… Взрывы разнесли позиции противотанковых пушек Pak-40. Разметали искореженные бронещиты, погнутые стволы и лафеты, горящие колеса. Один из осколочно-фугасных снарядов «тридцатьчетверки» ударил в штабель ящиков с боеприпасами. Огненный смерч взвился над позициями немецких противотанкистов, разя всех смертоносными плетьми стальных осколков и ударной волны.
Командирская «тридцатьчетверка» медленно, но уверенно приближалась к немецким окопам. Широкие гусеницы и мощный надежный двигатель помогали преодолевать снежные наносы.
Вокруг вздымались снежные фонтаны и комья мерзлой земли. В танковый прицел, совмещающий в себе функции обзорной панорамы, ничего нельзя было увидеть. Тем более не разглядеть, что творится снаружи через триплекс механика-водителя. Боевые машины шли практически вслепую, сохраняя только общее направление атаки. Николай Горелов выпускал снаряд за снарядом, даже не видя, куда стреляет. Знал только одно – в немцев!
Грохот внутри танка стоял несусветный. Натужно ревел двигатель, оглушительно ухала пушка. Внезапно по броне словно громадной кувалдой ударило. Горелова швырнуло прямо на пушку, а потом он свалился на пол боевого отделения. И это спасло ему жизнь.
Вскарабкавшись обратно к орудию, он увидел бесчувственное тело заряжающего. Из уголка рта текла струйка крови, а широко раскрытые глаза уже ничего не видели. Крупповский бронебойный снаряд попал в борт башни и пробил его. Каким-то чудом не сдетонировала боеукладка. Но на этом чудеса закончились. И очередная бронебойная «болванка» ударила в корпус.
– Командир, гусеницу сбило! Мы горим! – прокричал по танковому переговорному устройству механик-водитель гвардии старшина Стеценко.
– Покинуть машину! Степан Никифорович, уходите вместе со стрелком-радистом!
Двигатель командирской «тридцатьчетверки», В-2-34, работал на дизтопливе, и это давало несколько лишних секунд для спасения экипажа. Дизельное топливо было более стабильным, нежели бензин, и по сравнению с ним воспламенялось труднее. Однако если солярка разгорится, то потушить ее практически невозможно. Так что мешкать было нельзя.