«Своей убедительностью Май был, несомненно, обязан тому, что лично верил в эти мечты, и в середине 1890-х годов полностью растворился в них, публично возвестив, что сам является Старым Громилой и Кара-бен-Немзи, владеет 2100 языками и диалектами, путешествовал по отдаленным странам и пережил все приключения, описанные в его книгах»…
А Вагнер?! Однажды, прочтя «Золотой горшок» Э.-Т.-А. Гофмана, он сказал жене, что, по его мнению, величие и глубина Гофмана заключается в… его отношении к миру фантазий как к «истинно реальному». Постепенно западноевропейская мысль и пришла к тому, что литература, заменяющая вещи словами, должна изгнать бытие из реального мира, добиться его полного разрушения.
То же самое Вагнер мог сказать и о себе, ибо ему никак нельзя отказать в способности делать воображаемый и мифический мир правдоподобным, чем и объяснялось то огромное влияние, которое композитор оказывал на свою аудиторию.
Конечно, этого он достигал главным образом посредством музыки, истинного языка романтизма. Его зачарованных зрителей вряд ли заботили сюжетные неувязки или невнятные философствования автора, которые вообще могли пройти незамеченными. В самой музыке была заключена сила, разрушающая реальность и вызывающая почти наркотическое состояние восприимчивости к внушениям. Музыкальный критик Эдуард Ганслик после премьеры «Нюрнбергских майстерзингеров» в 1860 году описал оперу как разновидность заболевания. Ницше, который, в конце концов, признал всю романтическую музыку психологически невыносимой, развил данную точку зрения в отрывке из «По ту сторону добра и зла» [20] …
Да, «творческая натура» Гитлера, подобно Маю или Вагнеру, имела это специфическое свойство. Он определял воображение как основу познания. В 1937 году, когда казалось, что ему удается все, фюрер торжествующе вопрошал своих оппонентов: «Так кто же был прав, фантазер или другие? Прав был я».
«Его особая сила не в последнюю очередь заключалась в том, что он умел строить воздушные замки с какой-то бесстрашной рациональностью» – именно это подметил тот ранний биограф Гитлера, который выпустил в Голландии в 1935 году книгу под названием «Дон Кихот Мюнхенский». В сознании воспитанного немецким романтизмом фюрера словно отсутствовала грань между правдой и вымыслом… И это сыграло с ним злую шутку.
Решение о форсировании проекта ФАУ (хотя и запоздалое) Гитлер принял под впечатлением от кадров кинохроники: полосатая ракета взлетала в таких эффектных клубах дыма и отсветах пламени! «Чувство прекрасного» в фюрере не устояло. А ведь все прежние обращения к нему по поводу перспективного оружия пропадали втуне. Они были слишком рациональны, чтобы быть для Гитлера убедительными!