Ведь порой не получается, и думаешь, что все – исчезло твое умение, твой талант, твое мастерство – ушли, потеряны, растрачены и не вернутся больше никогда. И никогда больше не сможешь ты, как мог прежде! И беспомощный день сменяется тогда нервной ночью, чтобы выродиться еще одним никчемным утром. Только лишь для того, чтобы снова, как в первый раз, ты пробовал, пытался, нащупывал… Ту ниточку, тот единственный путь в лабиринте, который только и ведет к желаемой цели.
А потом, когда, наконец, нашел – и слова, и интонации, и настроение, – когда все вместе улеглось в гармонию и оценила она тебя… Она – единственная твоя удача из множества бесплодных попыток… Что может быть слаще, чем ее ответное чувство, ее благодарная признательность? Ради которой ты, собственно, и мучился томительными бессонными ночами. Существует ли что-либо выше такой выстраданной благодарности?
Оказывается, что существует. Знакомство, например, с Инфантом, приближенность к нему или какой другой блат. Да мало ли что заставляет женщину глядеть на тебя проникновенными глазами? Пользуйся – не хочу. Хотя я, как раз наоборот, как правило, хочу.
– А где они сами, Инфант с Маней? – спросила ответственная сегодня за прессу Жека.
– А они только на второе отделение выйдут. На стихотворное, – пояснила женщина и сделала еще один маленький шажок в мою сторону. Но совсем маленький, потому что большой шажок ей сделать бы не удалось – уперлась бы в меня.
– Ну что, – предложил я всем, – подождем второго отделения?
– А где у них тут фуршет с вином да коктейлями? – поинтересовался Илюха, который обычно быстрее нас всех насыщался искусством. Особенно таким.
– Так в соседней зале, – указала женщина на соседнюю комнату, в которой еще недавно, до эвакуации, помещалась одна из Инфантовых старушек. Меня, кстати, Алла Леонардовна зовут.
– Ну что, Аллочка, пройдемте, – предложил я женщине, которая не отступала от меня ни на шаг. И мы прошли.
В фуршетом зале людская плотность еще больше наросла, видимо, «обнаженные портреты», да на незамутненную голову, слишком отягощенно воспринимаются. А может, просто бомонд оказался самым заурядным халявщиком. Кто его знает?
Женщина средних лет в фартучке разливала, смешивала и подавала – обслуживала, одним словом. Я это к тому, что все очень культурненько в зале происходило. Мы тоже понахватали в обе руки и спозиционировались у окошка.
– А не рано ли для непозднего еще дня? – спросила Жека.
– Какой тут день? Уже вечер давно, мы ж на вечере, – успокоил ее Илюха, и мы все пригубили. Так что пришлось снова пойти к женщине в фартучке и попросить еще. И она налила, так как отказывать ей сегодня было совершенно запрещено.